Последний час надежды
Шрифт:
Я поднял его с пола, и вновь сунул в карман — машинально. Выкинуть его, подумал я. Что мешало мне выкинуть его немедленно? Вроде бы ничто.
Все пути ведут в «Иероглиф». Точнее, через «Иероглиф». Ближе к вечеру в парке почти никого не осталось. Я шёл себе, и глазам было на чём остановиться — за парком ухаживали, сразу видно. Я не понимаю ни единого иероглифа из тех, что в изобилии вокруг — таблички, рисунки на бетоне, кусты и целые лужайки, выстриженные так, чтобы изобразить нечитаемую мудрость.
Чтобы попасть в «Старую
Деревья окружили меня с обеих сторон, стоило мне свернуть на тропинку, и вокруг сразу же стемнело. Показалось, что стало холодно. Я не боюсь темноты, но спине стало холодно. Тропинка поворачивала и поворачивала, идти оставалось всего минуты три, как вдруг я понял, что вот-вот накатит то, что уже было вчера.
Платок!
Я полез в карман, но там оказался только чек.
Я развернул его, глядя на длинный перечень заказанного (мы съели это вдвоём? ничего себе!), но не успел ничего сделать. Накатило.
Я уронил чек, не до него было, и осталась одна только мысль — найти платок, не то случится что-то ужасное.
Он оказался в том же кармане, куда я сложил чек. Странно, почему он не попался под руку?
Платок сразу же «вылечил» меня, вернул реальность в порядок. Нет, всё-таки нужно пойти к врачу, если такое случится ещё хотя бы раз.
Сидеть на земле не очень-то удобно. Как минимум, холодно. Я поднялся на ноги и наклонился, чтобы поднять чек.
Чека не было. Я минуты три потратил, всматриваясь в траву и гравий под ногами, но ничего не увидел. Сделал шаг, и услышал звук — кто-то бежит по тропинке, прямо ко мне.
Резко оглянулся. Никого. Звук нарастал, я давно уже должен был увидеть человека — но никого и ничего не было.
Мне показалось, что невидимка пробежал рядом со мной. Что ветер взъерошил мне волосы, а звук стал удаляться, ослаблять. Но я по-прежнему никого не видел. И теперь я знал совершенно чётко — ни в какую «Старую лампу» я не ходил. Я даже добыл из сумки бумажник и пересчитал деньги. Ничто не пропало. На чеке было моё имя — это я помню — а недостачи в финансах нет.
Ну что же, вон она, «Старая лампа». Сейчас я туда зайду и не останется сомнений, бывал ли я там, или же нет.
— Мсье Деверо! — бармен, лет пятидесяти, из тех. Что вечно выглядят кукольными, приветливо улыбнулся. — Рад, что вы зашли. Что вам налить?
Я знаю правила кампуса. Продавать спиртное на его территории разрешено только от двенадцати дня до пяти вечера, не крепче десяти градусов. Получается, пиво и разные там коктейли. Проносить пиво в общежитие мне не советовали: мадам Цербер хоть и не обыскивает, но чутьё у неё, во всех смыслах, на высоте.
Пятьдесят шагов за территорию кампуса — и надирайся хоть до розовых слонов. Наверное, я чего-то не понимаю.
Я не сразу понял, что от меня таки ждут ответа.
— Мы знакомы? — первое, что сорвалось с моих губ.
Бармен улыбнулся шире, а когда я подошёл к стойке, дружески хлопнул по плечу.
— Вы были вчера здесь, мсье Деверо. Сидели вон за тем столиком, с мадемуазель да Сант-Альбан. Мне показалось, что вы самую малость перебрали.
Он подмигнул, но отчего-то я не рассердился. Заломило виски, я непроизвольно схватился за них, и выронил платок.
Я моментально наклонился и поднял его. Бармен сделал вид, что не заметил.
— Перебрал? — переспросил я. Он непонимающе приподнял брови.
— Простите?
— Я был вчера здесь с мадемуазель де Сант-Альбан. Я не перебрал, случайно?
— О, нет, — он посерьёзнел и покачал головой. — Ни в коем случае. Рюмка коньяка, и много сока. Рад, что вы зашли вновь. Коньяк?
Ничего не понимаю. Я смотрел ему в глаза. Или я не разбираюсь в людях, или он отличный актёр, или всё-таки не врёт. Тогда что же — мне почудилось то, что он сказал недавно?
— Простите, я… — он улыбнулся.
— За счёт заведения, мсье.
Вот как!
Я выпил, стараясь не морщиться, рюмку коньяка за счёт заведения и минут через пять уже шёл обратно. Сжимая платок в руке. Что за наваждение, почему этот платок так странно действует на всех?
Впрочем, когда я дошёл до общежития, мысли о «Старой лампе» уже не беспокоили меня. Ничуть. Уже понятно, что Доминик умеет рассказывать всё, что угодно так, что сразу поверишь. Нужно просто помнить об этом, и всё. Мама постоянно твердит, что у богатых свои причуды. Так и есть.
На этот раз мне не удалось отвертеться от разговора с ней. Странно, но она не устроила мне выговора за вчерашнее «радиомолчание».
Брюс, общежитие, 7 июля 2009 года, 8:30
Она действительно появилась в парке — и вечером, и утром. Угнаться за ней непросто — я не стайер, и вообще предпочитаю ходить. Но она не давала спуску — только если пробежать за ней и не отстать, можно было потом поговорить. А мне хотелось поговорить. Но всякий раз забывал про платок, как назло. Попробовал, по старой памяти, записать на ладони подсказку — так даже не посмотрел на ладонь.
— Ну что, Брюс, решили? — поинтересовалась она утром. Столько бежала — и почти не запыхалась! Мне стало завидно.
— Я занимался баскетболом, — признался я. — Кроме шахмат. Шахматами всё равно буду заниматься.
«Хочется вам или нет», хотелось добавить.
— А фехтование? У вас отличная реакция. Хотите попробовать?
— Почему бы и нет?
Она нахмурилась.
— Брюс, при мне, пожалуйста, так не говорите. Не делайте мне одолжение!
— Хорошо, — я протянул ей руку. — Извините.