Последний день Америки
Шрифт:
Носилки легонько покачивались на крепких ремнях, скрадывая вибрацию и «неровности» полета над морем. Рядом постоянно дежурил корабельный врач, гражданский тип сидел чуть поодаль и, повернувшись к окну, рассматривал документы. Изредка он поворачивался ко мне и сверлил взглядом.
Мне это жутко не нравилось. Я не понимал, чем он занимается, но продолжал вести свою игру.
Однажды улучив момент, скосил взгляд на его бумаги. И покрылся холодной испариной. В папке скреплены листы с множеством распечатанных фотографий. Под каждой имеется несколько строк текста, содержащего краткую
«Вот это я попал! – проносится в моей голове. – Это же подробнейшие списки членов команды утонувшего американского корабля. Моей физиономии там, разумеется, нет и быть не может. Не отыскав ее, тип насторожится и начнет копать дальше».
Да, вывод неутешительный. Остается надеяться на то, что в районе точки № 6 крутились другие корабли, и в папочке подозрительного субъекта отсутствуют фотографии всех сгинувших экипажей.
Вертолет довольно быстро преодолел несколько десятков миль до материка. К сожалению, я не имел возможности поглазеть в иллюминатор на останки того, что раньше называлось американскими прибрежными городами. Лежа на носилках, я изучал обшарпанный потолок грузовой кабины, представляя остовы домов; грязную жижу, заполнившую улицы, парки, площади; перевернутые автомобили, обезумевших от горя людей… Затем «вертушка» выполнила пару разворотов и стала снижаться.
«Так скоро?!» – скрипел я зубами от нестерпимого желания поскорее добраться до туалета. Утром корабельный врач вкачал мне в вену целую бутыль прозрачной жидкости. Вот я и мучился.
Посадка. Вертолет мягко коснулся колесами поверхности земли, проехал по ровному бетону сотню метров и остановился.
«Интересно, куда мы присели?» – удивился я. Согласно моим расчетам, вся прибрежная инфраструктура была уничтожена огромной волной, а «вертушка» совершила посадку явно недалеко от моря.
Странности продолжались. Сразу после того, как смолкли двигатели и остановились винты, к вертолету подъехали несколько автомобилей. В один из них, похожий на советскую «Скорую помощь», поместили носилки со мной; рядом уселся все тот же чернокожий врач. В другое авто устроился подозрительный тип в штатском. Кажется, была и третья машина с какими-то людьми, но я в силу обстоятельств, ее не рассмотрел.
Машина промчалась по бетонке, на полминуты задержалась у шлагбаума и продолжила путь по ровному шоссе в неизвестном направлении.
Врач не проявлял ко мне интереса, а потому я имел возможность полюбоваться на мелькавшие за окном пейзажи. И был при этом озадачен. Мы ехали по отличной дороге. По правому борту за большими деревьями и узкими тротуарами проплывали ухоженные двухэтажные дома, большие супермаркеты, школы, парки. Мамаши выгуливали своих детей, прохожие топали по своим делам… Все было в самом лучшем виде. Никаких разрушений и следов цунами. По другую сторону – на встречных полосах движения – мелькали машины.
«Ничего не понимаю! Здесь же должны быть руины!» – недоумевал я, глядя на всю эту спокойную и размеренную жизнь незнакомого провинциального американского городка.
Поездка длилась минут двадцать, после чего «Скорая» свернула с трассы вправо и уперлась в чугунные ворота, за которыми красовалось огромное здание.
«Военный госпиталь 2-го оперативного флота США», – прочитал я надпись над центральным входом и осторожно покосился на доктора.
Вздохнув,
«Стало быть, приехали…»
Всю дорогу до палаты, где предстояло провести неопределенное время, я старался запомнить детали, которые, возможно, мне пригодятся: коридорные повороты, номера лифтов и этажей, таблички на дверях, мимо которых везли коляску с моими носилками. Делал я это аккуратно, так как противный тип в штатском не отставал, вышагивая рядом.
Палата оказалась маленькой, одноместной, с отдельным туалетом и единственным большим окном. На стене над изголовьем находилась целая панель с всевозможными клавишами, лампочками и розетками. Напротив кровати располагалась раковина умывальника и прямоугольное зеркало, над которым я заметил сверкнувший глаз камеры наблюдения. Слева – между кроватью и окном – стоял белый стол-тумбочка и единственный стул. У двери имелся встроенный шкафчик для личных вещей пациента.
Два медбрата аккуратно переложили меня с носилок на кровать. Чернокожий врач в это время негромко разговаривал с местными коллегами, периодически переворачивая листочки из истории моей болезни…
Из их разговора я понял только несколько фраз: «Переохлаждение», «начальная форма истощения», «амнезия», «глубокий шок вследствие нервного потрясения».
«Молодец доктор, подыграл, сам того не понимая, – возрадовался я, услышав подобный диагноз. – Еще бы местные знахари не подвели».
Впрочем, я был осведомлен о корпоративной этике в медицине, и вряд ли Северная Америка в этом вопросе далеко ушла от других континентов. Так что, если один коновал укажет на прыщ и скажет: «Ветрянка», то другой скорее промолчит, чем опровергнет и озвучит свой диагноз. Да и не станут врачи центрального флотского госпиталя опровергать очевидное. Ведь пока подозрительный мужик не докопается до истины, я остаюсь обыкновенным матросом американских ВМС, чудом выжившим в эпицентре ядерного взрыва. В глазах обыкновенных граждан – я почти герой. И пострадавший, коему требуются постоянный уход с квалифицированной медицинской помощью.
После того как корабельный врач передал меня госпитальным эскулапам, настал черед утомительных процедур.
Потом в палате появилась сердобольная матрона преклонных лет – высокая, сухощавая, в очках с толстыми линзами, с морщинками у глаз и ярко накрашенными губами. Поставив на прикроватную тумбочку поднос с тарелочками и чашками, она присела рядом на стул и принялась кормить меня с ложечки жидким супом. При этом она ласково бубнила довольно низким голосом, убеждая меня, словно малого ребенка, в необходимости хорошего питания.
Добросовестно перетерпев медицинские экзекуции, а также произведя необходимые наблюдения и неплохо перекусив, я отключился. В самом прямом смысле. Нет, сознания я не терял, в кому не впадал, с клинической смертью на свиданку не бегал. Я просто уснул крепким богатырским сном, ибо последние сутки одарили целым букетом ярчайших событий. Таким букетом, каких не видел со времен службы во «Фрегате».
Проспал я часов пятнадцать. Спал настолько крепко, что лишь однажды услышал шаги вошедшей в палату медсестры. Лишь раз ощутил прикосновение ко лбу ее прохладной ладони. Хотя был уверен: за ночь она навешала меня неоднократно.