Последний джинн
Шрифт:
В то же время его порадовали представительницы прекрасного пола, которых хватало, молодых и симпатичных, и Ульрих невольно проводил глазами стайку девушек, одетых в нечто легкомысленное, бликующее и прозрачное, подчеркивающее фигуру. В тюрьме доступ к живым партнершам ему был недоступен, половое удовлетворение доставляли витсы.
Линия метро исправно перенесла бывшего заключенного и его проводника в Потсдам.
Вышли из небольшого, со старинными фресками на стенах, зала на крохотную площадь в форме подковы, только что омытую искусственным дождем. Сели в бело-голубое такси, которое за две минуты доставило
– В десятом веке на месте Потсдама, – сообщил опекун, пока такси скользило в потоке легких аэрокаров над городом, – располагалось славянское поселение. Ваши предки его сожгли и построили крепостцу. В двенадцатом веке Потсдам вошел в состав Бранденбургского маркграфства, а в четырнадцатом получил городские права.
– Хорошо бы обойтись без ликбеза, – буркнул Ульрих.
– Вы здесь бывали?
– Дважды, – соврал он.
– В таком случае могу добавить только, что Потсдам с восемнадцатого века стал второй после Берлина резиденцией прусских королей, где проводились военные парады и смотры. В тысяча девятьсот сорок пятом году именно в Потсдаме, во дворце Цецилиенкоф, вот он, слева, – вытянул руку опекун, – прошла конференция глав правительств победивших стран, в ходе которой…
– Вы немец? – перебил гида Ульрих.
– Болгарин.
– Тогда понятно.
– Что понятно?
– Вы с таким злорадством говорите о победивших.
– Извините, но это исторический факт…
– Да фиг с ним, с историческим фактом! Если бы я родился в начале двадцатого века, этого факта не было бы.
Опекун смешался, не зная, шутит подопечный или нет, и замолчал.
Ульрих вздохнул с облегчением. Выслушивать тенденциозную лекцию о прошлом ему не хотелось.
Гостиница, затерявшаяся среди массивных, готического стиля, башен, была совсем маленькая, даже миниатюрная, двухэтажная, всего на пятнадцать номеров, и Ульрих усмехнулся в душе. В свое время он ради любопытства останавливался в японском отеле «Шиндзуки», в котором могли поселиться сразу три тысячи человек, поскольку номера-ячейки в отеле имели размеры два метра в длину, метр в ширину и метр в высоту.
Опекун заметил его мину.
– Это хорошая гостиница, – сказал он смущенно. – Вам предоставлен двухкомнатный рум-класс со всеми удобствами.
– Спасибо, – сказал Ульрих по-немецки; до этого момента разговор шел на английском.
Они вошли в вестибюль гостиницы, практически безлюдный, если не считать мужчину в сари, сидящего на диване у аквариума.
Тотчас же напротив опекуна соткалась из воздуха фигурка девушки в строгом костюме месседж-оператора, с ангельским личиком.
– Добрый день, господа. Готовы исполнить все ваши пожелания.
– На имя господина Ульриха Хорста, – сказал опекун, глянув на спутника, – заказан номер. До конца года, с правом продления.
– Совершенно верно, заказ подтверждаю. Ваши документы?
Опекун достал розовую карточку с золотым тиснением «Passvort», протянул девушке.
Та провела ладошкой над карточкой, мило сморщила носик, кивнула на старинную стойку администратора.
– Извините, это всего лишь проформа. Прошу подойти и взять ключ.
Девушка растаяла в воздухе и возникла уже за стойкой. Это был всего лишь голографический
На стойке сформировалась зеленая карточка электронного ключа.
Опекун взял ее.
– Номер десять, второй этаж, – вежливо сказала девушка-фантом.
Гости поднялись по лестнице, устланной красным ковром, на второй этаж, опекун сунул карточку в щель ключа, открыл дверь, и они вошли.
Ульрих, остановившись на пороге, оглядел номер.
Две небольшие комнаты со стильной современной мебелью.
В первой – диван-трансформер, накрытый шкурой белого медведя, светильник в потолке, напоминающий по форме кусок льда, статуэтки троллей по углам комнаты, ворсистый ковер на полу, вириал инка на стеклянном столике за диваном.
В другой комнате большая двуспальная кровать, вычурные панно по стенам, множество ниш с хрустальными бокальчиками, бар, цвет стен жемчужно-серый – видеопласт, конечно.
Оба окна выходят в парк.
Ульрих заглянул в туалетный блок, закрыл дверь.
Опекун, не разглядев на лице нового постояльца каких-либо особых чувств, развел руками:
– Без излишеств, сами понимаете. Какие-нибудь пожелания, просьбы есть?
– Документы, кредит.
– Ах да, извините. – Опекун отдал Ульриху его паспорт, достал из кармана еще одну карточку цвета слоновой кости, с выбитым на ней номером и буквами SDM. – Ваш кредит – сто тысяч евриков. Для его пополнения вам придется устраиваться на работу. Комиссия готова помочь.
– Не надо, я сам найду работу. – Ульрих повертел в пальцах кредитную карточку; эту сумму – сто тысяч евро – он в тюремном учреждении заработал сам. – Это все?
– Вы изучали инструкцию, должны помнить, что все зависит от вашего поведения.
– Помню.
– Отлично. Могу добавить, что вылет за пределы Солнечной системы для вас ограничен. Покидать Землю вы сможете только после официального запроса и изучения причин просьбы Комиссией.
Ульрих растянул губы в узкую полоску.
– Я чувствую, вы не горите особым желанием поддерживать меня.
Лицо опекуна, – на вид ему было больше семидесяти лет, – стало сухим и жестким.
– К сожалению, это моя работа – поддерживать таких, как вы, на период реабилитации. Но вы должны знать, что будь моя воля, вы никогда не вышли бы на свободу.
– Почему? – хмыкнул Ульрих.
– Вы меня не помните, но двадцать пять лет назад я был полковником Погранслужбы, ваш друг-моллюскор уничтожил мой фрегат, я чудом остался жив.
– Понятно.
– Вам понятно? – Опекун шагнул к Ульриху, сжав кулаки, глаза его вспыхнули. – Что вам понятно?! Вы – один из величайших преступников мира, по чьей вине погибли тысячи людей! А вас выпускают на свободу…
– Но-но-но, – отступил Ульрих.
Опекун с усилием преодолел вспышку эмоций, закончил:
– Будьте уверены, я всегда буду рядом. Вот что вы должны понимать.
Он повернулся, вышел.
Ульрих задумчиво смотрел ему вслед, присоединяя бывшего полковника Погранслужбы к тем, кого он определил в жертвы. Встряхнулся, подошел к окну, глядя на зеленую весеннюю листву деревьев в парке, и вдруг закричал во весь голос: