Последний эльф
Шрифт:
Когда Тракарна немного успокоилась, на Роби не оставалось живого места. Заявился и Страмаццо, раздумывая, что же теперь делать. Он объявил, что лично отправится в Далигар за подмогой, чтобы перевести в столицу маленькую ведьму.
— Да-да, ведьма, — обращаясь к Роби, повторил он, — как раз так мы называем подруг эльфов.
На это ушло бы полдня. С другой стороны, не мог же Страмаццо рисковать жизнью, конвоируя её в одиночестве: эльф и дракон в любой момент могли напасть снова. Наверняка они попытаются освободить девочку…
Ну
Девочку отвели к одной из сторожевых башен и приковали цепью. Два лучника должны были охранять Роби до прибытия подкрепления. Роби забилась в угол, сжавшись в комок, и спрятала голову между рук, крепко прижимая к себе лодочку и куклу. Она как бы растворилась в медленном течении времени, в её голове, как стая сумасшедших ворон, кружились одни и те же мысли.
Шло время. Иногда глаза Роби закрывались от усталости, но видения не посещали девочку. Лишь иногда ей мерещилась маленькая детская рука с пятью растопыренными пальцами. Страмаццо вернулся с целым гарнизоном. Они прибыли за Роби: с неё сняли одни цепи и надели другие, более лёгкие, для дороги. Потом девочку посадили на осла: в первый раз в жизни Роби ехала верхом, но в отчаянии она не обратила на это никакого внимания. День стоял грустный, туман, словно ватой, окутывал осенний лес.
Остальных «гостей Дома сирот» выстроили на поляне перед старой овчарней. Кто-то вскинул руку и замахал растопыренной пятернёй вслед Роби в знак прощания. Тракарна что-то прогавкала, но рука упрямо оставалась в воздухе, и наконец до Роби дошло, что это был не просто прощальный жест: Гала показывала ей свою левую руку с пятью пальцами!
Большой палец тоже был на месте: тот, который два года назад стал жертвой плотничьего топора.
Роби уставилась на теперь уже обе поднятые руки Галы, и у неё перехватило дыхание, а перед глазами стоял туман: ей довелось столкнуться с могучим и безгранично добрым существом, и всё, что она сделала, — это отпинала его и плюнула в лицо! Она не отрывала глаз от Галы, пока та не скрылась из виду. Осёл уносил Роби всё дальше и дальше от Дома сирот, под конвоем солдат, которых хватило бы для охраны целого полчища троллей.
Глава пятнадцатая
Йорш был в полном отчаянии. Какой он идиот! Полнейший, абсолютный идиот! Его аж подташнивало от мысли, насколько он глуп. Йоршу казалось, что его глупость огромна, глубока, безмерна, колоссальна, легендарна, бесконечна, непроходима, величиной с весь мир или даже со всю Вселенную, разносторонняя, как луна, и такая же вечная. Неисправимая. Непоправимая.
— Ну ладно, ладно, ты немного сглупил, но не всё потеряно. Надежда умирает последней, а вчера всё-таки никто не умер…
Но успокоительные слова
Йоршу было так плохо, что он мог лишь лежать, съёжившись в комок, и дрожать, как осенний лист на ветру. Боль в больших пальцах обеих рук была невыносима, словно пальцы пронзил раскалённый нож. Эльфа сжигала лихорадка, лишь ледяной ветер приносил успокоение пылающей, как от огня, коже. Он лежал на мокрой траве, опустив руки в небольшую лужицу ледяной воды, оставшейся между камнями перед пещерой после нескольких дней дождя.
Ясно как день, что девочка не могла быть никем иным, как их ребёнком, дочерью Монсера и Сайры: на смуглом, как у отца, лице девочки явно видны черты матери. Как он сразу не догадался! Девочка была так же смела и великодушна, как и её родители: она ни на миг не перестала защищать и успокаивать младшую подругу. Жаль только, что так же, как и её родители, она быстро приходила в ярость и по столь же малопонятным причинам! Как он сразу не понял, что девочка в отчаянии, что она голодная, несчастная и измождённая усталостью. Сначала нужно было защитить девочку и увести в её надёжное место, а не навлекать смертельную опасность, бросив совсем одну.
Всё случилось из-за того, что боль младшей девочки с изувеченной рукой поразила его, словно в его голову бросили камень. Он не сразу сообразил, в каком порядке браться за дело: сначала нужно было увести детей в надёжное место и лишь потом излечивать увечья и раны, утешать…
Дракон утвердительно кивнул, принимаясь за третьего глухаря, нанизанного на вертел из ивовой ветки и изжаренного на весело потрескивающем огоньке из сосны и розмарина. Ароматный дым горящих веток смешивался с жаренным на огне мясом.
— Как ты только можешь это есть? — жалобно спросил эльф.
— Кусаю передними клыками и пережёвываю боковыми, — вежливо ответил дракон, — ну, рассказывай дальше: почему ты потерял сознание?
— Снова нарастить палец девочки — это ужасно, почему я раньше об этом не подумал! Я же знал, сколько сил мне потребовалось, чтобы вылечить твою рану, — нужно было умножить это на бесконечность… Я должен был предвидеть, что это выведет меня из строя, и понять, что это был неподходящий момент. Но худшее пришло после… Узнать, что они погибли из-за меня, по моей вине… — глаза Йорша вновь уставились в никуда, — всё это настолько… настолько… — он не находил слов.
— Глупо, смешно и смехотворно? — усмехаясь, помог ему дракон, впиваясь зубами в четвёртого глухаря.
От ярости Йорш даже почувствовал себя немного лучше.
— Да как ты смеешь? Как ты можешь? — он запнулся, подыскивая слова, которые ранили бы дракона настолько, насколько эльф сам чувствовал себя оскорблённым. — Тупое безмозглое чудовище, порождение чудовища ещё более тупого, безмозглого, глупого и вдобавок любителя идиотских сказок. Как ты смеешь смеяться: эта замечательная девочка осталась сиротой, и она в полном отчаянии, и всё потому, что я… потому, что они… они спасли меня!