Последний Эйджевуд

Смолич Юрий Корнеевич

Но после этого случая империалистические химики в корне изменили свои формулы и изготовили гораздо более ядовитые и страшные газы. Буржуазные правительства на сей раз держали их производство в таком строгом секрете, что все усилия советской разведки достать формулы новых газов пропадали впустую.

Требовалось заполучить их формулы любой ценой, что стало первостепенной задачей в деле обороны страны. Товарищ Ким, стоя во главе советских республик, хорошо это знал и сознавал все значение усилий Владимира.

— Удачи ему, герою, — вздохнул он. — Не верится,

конечно, но будем надеяться, что кое-чего он достигнет. К тому же, анализ жидкости из баллонов с подбитого аэроплана также немало нам поможет. Если нашим химикам удастся разложить ее на составляющие и вывести формулу, хваленая «роса смерти» будет нам не страшна.

В это время глубокую задумчивость товарища Кима нарушил звонок телефона.

Ким поспешно снял трубку.

Звонили с исследовательской станции военной химии.

— Ну? — коротко бросил Ким. — Есть формула?

Через мгновение лицо его побелело, и он чуть не выронил телефонную трубку…

Взволнованный, испуганный голос начальника станции прокричал страшную весть:

— Несчастье! Ядовитая жидкость огромной силы! Трое аналитиков, попытавшихся разложить ее, моментально погибли в ужасных мучениях! Несколько капель, пролитых в лаборатории, испепелили все живое! Металлы окислились! Вещество забирает из воздуха кислород! Резина горит!..

Овладев собой и не слушая продолжение доклада, товарищ Ким распорядился:

— Немедленно прекратите опыт!.. Баллоны спрячьте.

Впервые со времени объявления войны сердце Кима забилось неровно и тревожно. Он все-таки не ожидал, что врагам удалось изобрести такой сильнодействующий и разрушительный яд.

— Неужели все погибнет из-за такой глупости? Вся надежда на Владимира. Если… Войдите, — отозвался он, услышав громкий стук в дверь.

— Радио. Вечерняя американская оперсводка, — не переступая порога, доложила секретарша, товарищ Ульяна.

Ким заволновался:

— Давайте, давайте скорей. О Владимире есть?

— Есть, — как-то неуверенно ответила секретарша.

Ким схватил бумаги.

Воззвание ЦК американской Компартии, события в Эйджевуде, провокация Джойса — это потом. Где же о Владимире? А! Вот…

— …удалось похитить формулы всех газов…

В глазах Кима потемнело. В груди разлилась радость. Он с трудом разобрал следующие строки:

— …но смельчак с добытыми образцами в кармане погиб от воздействия газов, не сумев покинуть помещение…

— Что?.. — воскликнул Ким и перевернул бумагу на другую сторону, ища продолжение радиограммы. — А дальше?

— На этом сводка прерывается, — пояснила Ульяна. — Американская разведка разгадала наш шифр. Тайное сообщение с нашим оперштабом прекратилось… Вот выдержка из американских газет, переданная уже без шифровки, — подала она Киму другую бумагу.

Еле сдерживая волнение, Ким пробежал глазами коротенькую заметку:

— «Неудачная попытка большевиков похитить формулы газов вызвала возмущение и взрыв энтузиазма всего цивилизованного

мира. Улицы Нью-Йорка заполнены патриотическими демонстрантами. С ними объединяются и пацифистски настроенные рабочие… Труп наглого вора возят по улицам. Установить его личность пока не удалось. Известно только, что это агент большевистской сволочи, прибывший из СССР, возможно, русский… Большевистские агитаторы пытаются использовать общественное возмущение в анархических целях…»

Ким почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

— Это все, что у вас есть? — спросил он Ульяну обессиленным, разбитым голосом.

— Все.

— И незашифрованных нет?

— Нет.

Ким поднял телефонную трубку:

— Дайте секретно-шифровальный отдел… Начальника… Это ты, Свиком?.. Тебе известно, что наш шифр разгадан?.. Да… Немедленно отправить новый и установить связь… Это уж твое дело… Найди способ…

Он уже хотел положить трубку, но товарищ Свиком остановил его. Он хотел посоветоваться с Кимом. Информационный отдел переслал ему странную радиограмму. В ней использовался незнакомый и непонятный шифр, ключа к которому в шифровальном бюро не имелось. Радиограмма была адресована в Донецкий окружком — Гайе.

— Ну и что? — поморщился Ким, жалея, что даром потерял несколько минут на бесполезный разговор. — Отправь ее в Донецкий окружком. Удивительно только, как это окружком пользуется каким-то специальным шифром, вдобавок не зарегистрированным у тебя…

— Но радиограмма из Америки, — отметил Свиком.

— Что? — насторожился Ким.

— Подпись шифрованная. Очевидно, какая-то условная. Имя…

— Какое имя?

Киму пришлось подождать: видимо, Свиком забыл имя и искал сейчас радиограмму. Ким слышал, как он ругался.

— Ну?

— Есть, еле нашел, черт бы ее побрал!.. Имя как имя. Ничего не говорит. Какой-то Владимир.

Ким подскочил.

— Время?

— Полчаса назад…

— Странно! — Кима бросило в пот. — Сейчас же перешли мне…

Через десять минут радиограмма была у Кима.

Но сколько он ни вглядывался в нее, сколько ни вертел в руках, разгадать шифр не смог. Адрес — Донецкий окружком, Гайе, и подпись «Владимир» не раскрывали тайного содержания. Однако время отправки — полчаса назад — и сама подпись Владимира, о смерти которого сообщали американские вечерние газеты, свидетельствовали, что шифровка, возможно, скрывала нечто очень важное.

— Сейчас же вызовите Донецкий окружком, — приказал Ким и поспешил к аппарату, чтобы лично переговорить с секретарем.

Связаться с Донбассом оказалось нелегко. Все волны были заняты срочными телеграммами коммуникационного управления.

Наконец удалось перехватить радиоволну из Донбасса и вмешаться в разговор окружкома с ЦК. Но разгадать шифр это не помогло. Окружком категорически отрицал наличие у него какого-либо специального, неизвестного и незарегистрированного в секретном отделе шифра. С момента отъезда Владимира никаких известий от него Шруб не получал, и подпись Владимира под радиограммой ничего ему не говорила.