Последний год
Шрифт:
— Бери метлу и мети вон до той стены, и чтоб пылинки не осталось.
— Я только со станции и без обеда, — взмолился Воячек.
— В карцер захотел? Мети, мать перемать!
Воячек из последних сил водил метлой по бугристой мостовой и, как всегда, когда ему бывало трудно, повторял любимую поговорку своего друга и партийного крестного Сени Страда: «Взявшись за гуж, не говори, что недюж…»
Остальных заключенных увели в здание. Когда он уже приближался к стене, на тюремном дворе появился пожилой солдат тюремного конвоя, который днем сопровождал их
— Ты Воячек?
— Я.
— Слушай меня внимательно… В понедельник опять будешь на станции доски разгружать. Старшим у вас будет уголовник по кличке Сивуха. Он тебе кое-что скажет, как он скажет, так и делай. Понял?
Воячек кивнул и пошел дальше махать метлой, которая вдруг стала легкой как перышко. Вот же для чего его оставили с уголовниками — только их выводят из тюрьмы на разные работы! Сердце Воячека обдало теплом — великое боевое братство большевиков действовало и здесь!
Еле дождался понедельника. Еще на рассвете человек двадцать заключенных погнали на станцию, там они выгружали с платформ доски и таскали их к воротам, где стояли тюремные дроги. Короткий зимний день уже кончался, а Сивуха точно не видел Воячека. Это был сухопарый дядька лет пятидесяти, лицо по самые глаза заросло жесткой бородой. Хоть он и был старшим, а работал наравне со всеми и только покрикивал на нерадивых: «Шевелись…»
Когда стало совсем темно, он, стоя у дрог, позвал Воячека:
— Давай-ка подровняем груз… — и когда они перекладывали доски, заговорил тихим хриплым голосом — Видишь товарняк на втором пути? Сейчас я отвлеку конвойного, а ты — быстро к товарняку, найдешь вагон, на котором мелом на двери крест нарисован, двери в нем будут приоткрыты. Залезай, двери плотно прикрой. Там найдешь одежду, свою по пути выброси. В Москве на Ярославском вокзале найди ночлежку для пассажирских проводников, спросишь там Егора Полетаева, он скажет тебе, что делать дальше. Все запомнил? Лучше переспроси…
— Запомнил. Спасибо…
— Успеха…
Этот путь до Москвы в товарном вагоне, в тридцатиградусный мороз, Воячек, наверно, не забудет никогда. Всю ночь он бегал по вагону, размахивая руками, подпрыгивал, но стоило ему остановиться, как мороз хватал его в ледяные клещи и все его тело становилось деревянным. Он снова принимался бегать. Сколько он так пробежал в грохотавшем по рельсам вагоне?
В Москву поезд прибыл еще ночью. Выскочив из вагона, Во-ячек, поплутав в лабиринте товарных составов, выбрался на безлюдную площадь и, чтобы не вызвать к себе любопытства, степенно направился к Ярославскому вокзалу и там нашел ночлежку для пассажирских проводников. В протопленной до банного накала комнате вповалку спали проводники. Храп на все голоса и дух такой, что можно задохнуться. Но Воячек чувствовал только спасительное райское тепло. Он стоял у двери, его окоченевшее тело оживало.
— Где тут Егор Полетаев? — крикнул он.
Храп
— Чего орешь? Иди сюда.
Стараясь не наступить на живое, Воячек пробрался в угол. Косматая голова показала ему место рядом, и, когда лег туда, втиснувшись в жаркую щель между телами, Полетаев дохнул ему в ухо: «Поезд вечером в восемь тридцать с Петроградского вокзала, тут рядом, вагон шестой, я там буду. А теперь — спи».
Казалось, какой тут сон, ко всему еще и есть так хотелось, что в животе ныло, а заснул же, точно в теплое море нырнул…
В начале этого дня полковник Игумнов получил сообщение из Владимира о побеге Воячека. Он немедленно связался по телефону с начальником железнодорожной полиции Петрограда, описал ему внешность Воячека и приказал взять под контроль все вокзалы и товарные станции. Были подняты на ноги полицейские участки близ городских застав. Вызвав к себе дежурного оперативной части охранки, Игумнов приказал отправить опытных агентов на Московский вокзал и к вагоноремонтному заводу. Но отдавая все эти распоряжения, Игумнов испытывал странное чувство, будто все это он делал не для того, чтобы поймать трижды проклятого Воячека, во что он загодя не верил, а только для того, чтобы соблюсти все требующиеся службой формальности. Он уже знал, что большевики побеги своих организуют очень толково, а тут еще и сам Воячек не такой дурак, чтобы высветить себя элементарной неосторожностью.
Третий побег из Владимирки за последнее полугодие! Развалили там охрану безрукие сволочи! Надо немедля послать туда хорошего работника, чтобы провел строжайшее расследование этого побега. Игумнов хотел было связаться по телефону с генералом Глобачевым и доложить ему о побеге, но передумал — пусть он узнает это от кого-нибудь другого. Игумнов чувствовал какую-то свою безотчетную вину в случившемся… А вдруг Воячека все-таки поймают? Игумнов даже представил себе, как тот сидит перед его столом, а он спрашивает у него:
— Ну, Воячек, убедились, что все ваши пути ведут ко мне?
…Пасажирский поезд медленно подходил к перрону Московского вокзала в Петрограде. Было пронзительно морозное раннее утро, а ночь точно окоченела и не могла уйти, густые синие сумерки не могли рассеять зажженные к прибытию поезда фонари, их окутывала изморозь.
Паровоз пыхтя медленно двигался вдоль перрона, его бока были в грязном от копоти инее, а за ним следовал почтовый вагон — белый-белый, точно из снега сделанный, с чуть розоватым пятном замороженного окна.
С поезда сошло совсем немного пассажиров, и они вместе со встретившими их, подгоняемые морозом, заторопились к вокзалу. Только военный инвалид на двух костылях поотстал, и долго еще было слышно, как он вжимал свои деревянные подпорки в промороженный перрон — вжик, вжик, вжик…
Но на перроне остались несколько мужчин, поколачивая ногу об ногу и растирая уши, они стояли порознь, все кого-то ждали. Проводник, появившийся на площадке шестого вагона, крикнул им:
— Чего мерзнете? Все уже вышли.