Последний гость
Шрифт:
Девушки какое-то время шли молча, долгая разлука, несовпадение жизненных ценностей, стремлений и идеалов огромной пропастью лежали между подругами. И чтобы преодолеть эту неловкость, Джемма хотела заговорить о чем-нибудь непринужденном, а в таких случаях лучше всего работают воспоминания.
– Помнишь посиделки в «Гнезде», то есть в VIP-зале тетиного ресторана? Я часто вспоминаю нашу компанию: тебя, Руслана, Николя. Не видела ребят сто лет, расскажи, как у них дела.
– Даже не знаю, что тебе рассказать, все вечно заняты работой. У Максима устричная ферма, мы с мужем там часто бываем. Руслан – так он врачом работает у нас в амбулатории, все его уважают, отличный специалист, очень мне с дочкой помогает, я ему даже среди ночи позвонить могу, если у малышки температура. А вот Андрею не повезло, – опустив глаза, проговорила Лиля и запнулась.
– Да, не повезло так не повезло, – тяжело вздохнув, сказала Джемма и почувствовала, как горло сдавило
– Любовное? – вытаращив глаза, прошептала Лиля.
– Нет, конечно! У нас с ним никогда ничего не было.
– А что тогда там было? Он просил о помощи, ему кто-то угрожал?
– Не знаю, сообщение такое запутанное, я пока еще не разобралась, о чем оно. Удивляет даже то, что он решил со мной связаться, мы не общались с ним с того самого злосчастного дня рождения, когда мне исполнилось двадцать.
– Да, я помню, мы отмечали его в ресторане на скале.
– Удивительно, что я тогда с этой скалы не сбросилась, мне до сих пор стыдно, – закатывая глаза, простонала Джемма.
– Брось, четыре года прошло, все уже давно об этом забыли.
– Забыли? О том, как я устроила двойной праздник в честь своего дня рождения и нашей с Николя помолвки, на который он так и не пришел? Мне до сих пор кажется, что у меня это на лбу написано. Я после этого ни разу не праздновала свой день рождения и не говорила ни с кем из тех, кто был тогда приглашен. И вот четыре года спустя Андрей вдруг прислал мне это сообщение, а потом его убили. Ума не приложу, что мне теперь делать.
– А может, он хотел попрощаться или предвидел что-то, – тяжело вздыхая, сказала Лиля почти шепотом и жестом показала Джемме, что девочка в коляске уснула.
– Единственное, что я поняла, – он хотел, чтобы я вернулась в Долину.
– Тебе стоит поговорить с его матерью, вдруг она что-то знает, – предложила Лиля.
– Я так и сделаю, ты умница, Лиля. Но сегодня бал, а завтра обязательно зайду к ней.
«Казалось бы, ну что такое бал? Просто сборище разодетых дам и господ, которые облачились в чуть более длинные и блестящие, чем обычно, платья и надели более увесистые грозди украшений, не став никем другим по сравнению с теми, кого я видел утром в магазине, на пляже и в сельском совете», – думал Глеб, плавно подъезжая на своем джипе к центральной площади. Несмотря на то что это был «всего лишь бал», Глеб был гладко выбрит, надушен, облачен в смокинг, а на сиденье рядом с ним лежала золотая маска волка. Он был уверен, что мадам Надин пригласила его в жюри не просто так. Зная его ненависть к традициям Долины, она, по его мнению, предполагала, что Глеб нарушит все правила дресс-кода и норм поведения, выставит себя в дурном свете перед элитой Долины, навсегда заработает репутацию чудака и наконец перестанет угрожать Надин своими сомнительными идеями. Но, конечно, Глеб не собирался дать Надин такую возможность. Он выглядел не просто по правилам, а безукоризненно: белоснежные манжеты оттеняли загорелую кожу сильных рук, золотые запонки поблескивали в свете вечерних фонарей, уложенные мягкой волной кудри эффектно обрамляли худощавое строгое лицо. Если бы кто-то увидел его сейчас со стороны: как он поправлял бабочку, как излишне часто поглядывал на свое отражение в зеркале заднего вида, то подумал бы, что Глеб собой любовался. Сам бы Глеб себе в этом точно никогда не признался, как и в том, что был взволован, полон предвкушения и рад быть здесь, как и каждый, кого пригласили, ведь это же был бал!
Подъехав к главному входу ресторана «Зиккурат», у Глеба не оставалось сомнений, что жители Долины считали бал невест главным событием трехлетия, и даже смерть Андрея Дижэ не могла послужить достаточной причиной, чтобы его отменить. Площадь была украшена сотнями огней, а ряд факелов обозначал место центрального входа. Прекрасные белокурые ангелы на ходулях резвились, осыпая гостей лепестками роз и конфетти. Из зала уже доносились звуки приглашенного струнного оркестра.
Подготовка к балу начиналась за несколько месяцев, девушки от 18 до 20 лет из лучших семей Долины, подчиняясь жесткому церемониалу, готовились продемонстрировать обществу себя, свои таланты, наряды, навыки светского этикета, превращая бал в своеобразный экзамен. По правилам, головы новоиспеченных невест украшали цветочные венки, а мужчины Долины скрывали свои лица под золотыми масками зверей не случайно. Ведь в кульминационный момент праздника, когда лучшая, по мнению жюри, конкурсантка объявлялась царицей цветов, начинался благотворительный аукцион, в ходе которого мужчины предлагали значительные суммы за ужин с победительницей.
Свидание это традиционно проходило на следующий день в этом же ресторане и собирало за соседние столики не меньше зевак, чем масштабный фейерверк или появление знаменитости.
Глеб мечтал насаждать
Ко входу одна за другой подъезжали машины, из них выходили разодетые, как франты, мужчины в золотых масках, они подавали руки дамам в пышных платьях с оголенными плечами, глубокими декольте, украшенными массивными драгоценностями, поскольку этот бал, как и всякое светское мероприятие, был поводом не столько показать умения вальсировать, сколько продемонстрировать свой достаток. Глеб еще раз взглянул на себя в узкое зеркало заднего вида, потом быстрым движением надел на лицо маску, решительно открыл дверцу автомобиля и зашагал к центральному входу, мечтая как можно скорее слиться с толпой. Но он ошибался, надеясь, что его появление в зале останется незамеченным. Несмотря на то что лицо его было скрыто, казалось, что все только его и ждали: как только чужак – Глеб – переступил порог «Зиккурата», толпа раздвинулась, как воды Красного моря от движения руки Моисея, и несколько сотен пар глаз, как по команде, уставились на него. Юноше показалось, что даже музыканты на секунду затихли. На самом же деле все вокруг замерли, потому что на балу появилась мадам Надин. Она шла навстречу Глебу по этому людскому коридору, застывшему в ожидании, прогонит Надин иноземца или позволит ему остаться. Потому что бал без грандиозного скандала, по мнению толпы, был лишь пустой тратой времени.
Надин в свою очередь шла очень медленно, так медленно и так значительно, что волнение в юноше уже начало переходить в панику. Он чувствовал себя ни больше ни меньше опальным декабристом на встрече с императором. Мадам Дроу действительно сегодня напоминала королевскую особу в красном бархатном платье со шлейфом и диадемой в высокой прическе. Когда наконец Надин приблизилась к своему юному противнику, то холодная надменность на ее лице внезапно сменилась на благодушную улыбку удовольствия, которая бывает только при встрече старых друзей.
– Добро пожаловать на ваш первый бал невест! – громко, так, чтобы расслышали все в зале, сказала Надин, и толпа выдохнула, то ли с облегчением, то ли с разочарованием. Потом дама наклонилась и вполголоса произнесла, не убирая довольной улыбки со своих губ: – Я человек откровенный, Глеб, и вы мне не нравитесь. Но сегодня вы мой гость, так что забудем на время наши разногласия и выпьем шампанского, – мелодичным тоном пропела Надин, пристально вглядываясь в глаза юноши под маской волка, а потом в сторону уже громко и повелительно добавила: – Шампанского! Шампанского!
Джемма, поняв, что Николя на балу не будет, решила в выборе платья руководствоваться предпочтениями Глеба, который при последней встрече явно демонстрировал, что романтические особы ему по душе. Поэтому она на свой страх и риск отложила в сторону платья, подобранные для нее Надин, и остановилась на нежно-голубом облаке из фатина. Подол платья доходил до самого пола, образуя вокруг ног пышную пену, рукава были полупрозрачными и объемными. И сейчас Джемма плыла по залу, утопая в нежности фатина, чувствуя себя прекрасной принцессой, она отводила в сторону руку, любуясь тем, как ее стройные запястья просвечивали через тонкую воздушную ткань, но, как только зазвучали первые аккорды полонеза, ее увлекла волна воспоминаний. Ее собственный бал невест, когда она была конкурсанткой, с тех пор прошло, наверное, лет шесть, она как будто до сих пор ощущала, как пахли цветки жасмина в ее венке, и помнила, как Николя пытался сорвать с нее этот венок, но Надин пришила его к волосам Джеммы нитками. Несмотря на то что прошло шесть лет, Джемма могла воспроизвести в памяти каждую мелочь. Они с Николя были одни в ее спальне, и Джемма думала, что это будет самая романтическая ночь в ее жизни. Свет от настольной лампы слабо освещал угол изящной тумбочки и часть кровати, застеленной розовым жаккардовым покрывалом. На это покрывало сначала упал черный пиджак смокинга, потом бархатная бабочка Николя, следом полупрозрачное болеро Джеммы, украшенное мелкими камушками. Она была уверена, что они будут вместе всегда, Ник и его крошка Джемма, как две хорошенькие фигурки из музыкальной шкатулки, которую ей подарили на Рождество, или попугайчики-неразлучники, которые умерли вместе, а мама сказала, что они просто улетели в теплые края. Кто внушил ей тогда эти романтические фантазии про единственную на свете любовь и спутника, которого почувствуешь сердцем? Может, сказки или мультфильмы, а может быть, все-таки мама, неудивительно, что она не общалась с прагматичной и приземленной Надин. А может быть, это все внушил ей сам Николя.