Последний идол (сборник)
Шрифт:
Тася(озабоченно). Ну вот, книги все сложила… А Максима так до сих пор нет? Вот паршивец! Никогда вовремя не придет. Даже на свою свадьбу опоздал… Я тогда начну посуду складывать….
Вера Александровна. Тасенька, дорогая, спасибо. Что бы мы без тебя делали! Отдохни. Ты и так уже все собрала, пока я тут…
Тася. Веруня, дорогая, мне нетрудно. Пойду займусь посудой.
Тася уходит.
Виктор(негромко).
Вера Александровна(тоже шепотом). А что я могла сделать? Ты же ее знаешь! Заладила: я поеду с тобой, я обязана быть рядом, в такую минуту… Что я могла сделать? Это наши самые старинные друзья… Других уже не осталось…
Виктор. Потому и не хочется перед ними душу выворачивать. Зачем?
Вера Александровна(как бы не слыша его). Геннадий Алексеевич столько лет проработал с твоим отцом…
Виктор. Я знаю — друг и соратник. Одно слово — дядя Гена! Я все знаю. Но все равно они чужие люди! И выворачивать перед ними свою требуху, выглядеть жалкими неудачниками… Зачем тебе это?
Вера Александровна. А для меня они — не чужие люди. Они хотя бы помнят, кто был твой отец… И столько хорошего он для них сделал…
Виктормашет рукой.
Вера Александровна. И потом ты сам все время говоришь: быстрее, быстрее, скоро машина придет! А она вон, как пчелка с самого утра крутится…
Виктор(молчит, потом с неожиданным смехом). Мать, да ты, я смотрю, — эксплуататор! Капиталистический хищник.
Вера Александровна. Как же — нашел хищника!
Виктор(продолжает смеяться). Не просто хищник, а еще и циничный…
Вера Александровна(с невольной улыбкой). О-о-о… Если бы все были такими циниками…
Входит Тася с ящиком. С удивлением смотрит на них.
Тася. Смеетесь?
Виктор. Кто смеется? Этот смех у нас стоном зовется…
Виктор уходит, подмигнув матери.
Тася и Вера Александровна смотрят друг на друга. Тася начинает плакать.
Тася. Как тяжело, как несправедливо все! Как я тебя понимаю! Если с Геннадием Алексеевичем что-то случится, я не смогу жить. У тебя хотя бы дети, а я останусь одна…
Вера Александровна(вяло). Не надо об этом думать. Зачем?
Тася. Я уже какую ночь не сплю…
Вера Александровна(в отчаянии). Господи, и так голова кругом, а тут ты еще плачешь. Не надо.
Тася(всхлипывая).
Вера Александровна. Да, мне как раз хорошо! Просто лучше всех!
Тася(с непонятной увлеченностью своей мыслью). Тебе хорошо, потому что ты — права. Тебе мучаться не надо. Тебе тяжело, но тебя все жалеют, потому что ты — жертва. И это всем понятно. Никому ничего не надо объяснять, доказывать…
Вера. Что ты говоришь? Я ничего не понимаю…
Тася(упорно). Жертвам всегда сочувствуют, их жалеют. Им есть, чем утешаться…
Вера. Какое счастье — тебя все жалеют! Умереть можно от такого счастья! Повеситься!
Звонит телефон. Раз, другой. Тася всхлипывает, Вера молчит, погруженная в свои мысли.
Спускается по лестнице Виктор, хватает трубку и тут же кладет — звучат длинные гудки.
Виктор. Вы что, трубку снять не можете?
Тася, хлюпнув носом, уходит с коробкой в руках.
Виктор. Что это с ней?
Вера Александровна. Не знаю, вдруг стала молоть какую-то ерунду. Что нам хорошо, потому что мы жертвы и нас все жалеют… Представляешь себе?
В дверях появляется Неволин, стучит костяшками пальцев в дверь и откашливается. Вера Александровна и Виктор оборачиваются к нему.
Вера Александровна. Вот он и приехал. Я же говорила!
Неволин. Здравствуйте, Вера Александровна. Привет, Виктор…
Виктор. Здорово, Неволин. А где твой друг?
Вера Александровна. Да, а где Максим?
Неволин. Он будет позже. Во всяком случае он мне так сказал… Мы договорились встретиться на вокзале, но он позвонил и сказал, что задерживается и чтобы я ехал сам, он подъедет позже… Вот я и приехал. Готов помогать. Что надо делать?
Виктор(зло). Я так и знал! Ну, здорово, Неволин. Дружки у тебя те еще!
Неволин. Какие есть.
Виктор(оборачиваясь к матери). Спорим, он вообще не приедет? Или появится, когда уже все будет сделано?..
Вера Александровна. Глупости! Он сейчас будет…
Виктор. Да что с тобой говорить!
Виктор берет ломик и по лестнице поднимается наверх. Вера Александровна и Неволин остаются вдвоем.
Вера Александровна(подходит к окну). Знаете, Игорь, моя мама несколько лет просидела в кресле у этого окна. Она уже не могла ходить, как говорится, обезножела… Вы ее помните?