Последний из Двадцати
Шрифт:
Никто и не обратил внимания: взгляды многочисленной родни были прикованы лишь к раскачивающемуся в кресле самодовольному старика. Дети — один другого младше копошились у ног, стремились влезть на колени, теребили за рукав в своих извечно бестолковых, малоинтересных просьбах.
Счастливица выкатилась в прихожую — и вовремя. Дверь заднего двора едва не слетела с петель от мощного удара. Старый чародей не спешил, но будто вопреки тому всякий раз оказывался у счастливицв за спиной. Он горазд был обратиться из встречного забулдыги,
Как неотвратимость.
Как смерть.
Бестия нырнула в другую мечту, затем ещё в одну. Не ведая усталости от сидящего на её плечах отчаяния, она проникала в одно счастье за другим. Сказки — такие простые и незатейливые, для каждого своя, что старательно она вырисовывала своей еде, в одночасье оборачивались кошмаром. Старик стремился не только нагнать беглянку, но оставлял за собой чёрную полосу разочарований. Образы крошились, будто хрустальные графины при встрече с молотком, а счастливица чуяла, как тают её собственные силы. Чуяла — и ничего не могла поделать.
Старик тащил кляксу цинизма будто за хвост, и наивность, которой она стремилась заполнить всё вокруг, бежала в ужасе.
Под конец случилось страшное.
Очередная мечта лопнула, сошла на нет, а она вывалилась к порогу старого, полуразваленного и заброшенного дома. Лунный свет, дождь, обломки битых зеркал в подвальном прогале.
Она вернулась туда, откуда и бежала.
Оборачиваться не было смысла — она знала, что он стоит за спиной, но всё же не удержалась…
Финал
Голова чародея готова была лопнуть, что переспелый арбуз. Парня мутило как никогда раньше — он попытался встать на ноги, но тотчас же плюхнулся опять в мокрый песок. Непослушное тело молило лишь о мгновении отдыха. Рун же знал, что стоит ему дать слабину — и он провалится в сон. И возможно, что уже никогда не проснётся.
Ска стояла там же, где он и запомнил. Поникшая голова, открывшийся рот, безжизненные стеклянные глаза. Он прислушался и услышал мерное механическое жужжание в утробе стальной девы, успокоился. Не сломалась, лишь выключилась. Надо будет просто активировать её по новой — и всё.
Босые ноги мокро шлепали по песку. Чародей едва тащился, будто излишне ленивая улитка.
Он не сразу нашёл её взглядом. А когда нашёл — не поверил. Маленькая, скорчившаяся на земле фигурка больше походила на нелепую древесную корягу, чем на бездушную убийцу, нечисть и насылательницу морока. Словно ему удалось вытащить из неё всю мощь, что была в ней и лишить сил, она выглядела хрупкой и слабой, как никогда.
Буркала затёкших, усталых глаз уставились на него. Парню казалось, что он прочитает в них вопрос, упрёк, обвинение, но тщетно.
Так смотрят на пустое место.
Взять её на
Он ждал, что в ней вот-вот пробудятся последние силы, что она захочет укусить его — хотя бы напоследок и побольнее. Вместо этого его, будто туманом, обволакивало её безволие.
Идти было трудно, устоять на ногах — ещё труднее. Последнего из Двадцати швыряло как крохотный шлюп в жутчайшую бурю. Ему можно было лишь расслабить руки, и девчонка сама плюхнется в ядовитую для неё воду.
Как умирают счастливицы? Он никогда не видел, а после их с Мяхаром охоты — никогда и не спрашивал. А потому сейчас стыдился вдруг пробудившегося в нём любопытства. Наверно, подумалось ему, в нём вновь просыпается призрак Гитры — жадной до знаний и равнодушной к способу их получения.
Вода забурлила и пошла пеной, едва свисшие ноги счастливицы её коснулись. Парень сделал волевое усилие и поспешил — следовало добить бестию быстро. Зачем заставлять её мучиться? Она заслужила хотя бы спокойную, быструю смерть.
Рун поскрёб остатки маны внутри самого себя, пропустил сквозь воду седьмое плетение — та тотчас же отозвалась, окрасившись в красное. Счастливица бросила на него умоляющий взгляд, словно прося о пощаде, но он лишь покачал головой.
Такой как она не было места в ЕГО счастливом мире…
***
До Храпунов они добрались к вечеру.
Меньше всего Рун любил встречи. Селяне разом забывали о своих делах и спешили облачиться в ужас — бояться заезжего Несущего Волю обыденное дело.
Всегда есть за что бояться.
Сейчас боялся сам Рун. Худшее не позади, говорила ему точащая ножи совесть, худшее тебя только поджидает. Ты же знал, о чём просил, когда велел ей привести с собой всех?
Он знал. Знал, наверно, что даже без его просьбы счастливица поступила бы точно так же. Только это его не оправдывало и не утешало.
Скалился образ Мика перед глазами, раз за разом вопрошая — на моей совести сотня человек. Сколько мертвецов за твоей спиной?
Рун не знал ответа на вопрос — никогда не считал, но сейчас со всей ответственностью мог сказать, что к ним прибавились все жители Храпунов.
На мертвенно бледных лицах застыли счастливые улыбки. За тела уже принялись падальщики — муравьи и мелкие грызуны спешили опробовать новые угодья. Рун едва сдержался, чтобы не швырнуть огненный ком в ближайший из домов и не спалить здесь всё к проигранцам. Не сейчас, говорил ему здравый смысл, с этим у тебя всегда успеется. Отдохни, найди свои вещи, восстанови силы…
Ничего не говоря, парень сел на крыльцо ближайшего дома и выдохнул. Ска не произнесла ни слова с того момента, как он её запустил. Была рада, что он жив и цел, но вида не показывала.