Последний из нас
Шрифт:
Грачёв неспешно уселся рядом, взял в зубы травинку.
— Чего печалишься? Из-за боя скорого?
— Нет, тут бой не прекращается, — более уверенно начал майор, — Если бы я битвы больше боялся.
— А ты чего боишься?
— Да, понимаете… Как бы сказать…
— Говори как есть, — и Артём посмотрел на офицера такими глазами, обладателю которых невозможно не доверять.
— Девушка тут одна есть. Красавица, умница, раненым помогает, хоть и не обязана, работает на износ. А месяц назад приставал к ней один, тоже офицер, только званием выше, так я ему по морде сунул, — гордо сообщил
— А она?
— Поцеловала меня, только не любя, как бы в благодарность, не нравлюсь я ей, наверное, — снова опечалился парень.
— А ты на контакт шёл?
— Меня судить хотели, за то, что офицера ударил, так она помогла, замяли дело.
— Ну вот, значит, ты ей не безразличен.
— Я же говорю, она на меня внимания не обращает, здоровается так, из вежливости, помогла тоже как бы в благодарность.
— А ты с ней говорил?
— Нет.
— И сидишь, грустишь?
— Я боюсь, понимаете, в бой идти не боюсь, а к девушке боюсь.
— Ты должен понять причину своего страха.
— Я понимаю, я боюсь, что она мне откажет.
— Я расскажу тебе случай из личного опыта. Я работал в шахтах, на каменоломне. Да, да, не боги горшки обжигают, — заметив удивление в глазах собеседника, пояснил Артём. — Я же не всегда служил в разведке. Так вот, мне нравилась одна девушка, красивая, умненькая, вежливая, хотя и из простой семьи. И вот она каждый день проходила мимо меня, и здоровалась, так приветливо, ласково. А я от стыда сгорал, стою перед ней грязный, чумазый, в рванной рабочей униформе, с булыжником в руках. Нравилась она мне, жутко! Я с её братом дружил, к нему на день рождения в гости пришёл, но так и не осмелился с ней заговорить. А она смотрит на меня так, может и была какая-то у неё ко мне симпатия, теперь и не узнаю, — печально вздохнул Артём, — и вот, пришло время, уезжать, приготовился я к худшему. Думаю, если откажет, чёрт с ней, всё же лучше, чем в неведении жить. Прихожу к ней на работу, а мне говорят: «Уехала она в командировку». Вот тогда печаль на меня нашла. До сих пор себя корю, и жалею, что не осмелился раньше. Так что парень, не повтори моих ошибок. А то знаешь, тут война, как ни как, каждый в любую секунду умереть может. Не теряй времени, иди к ней, позови гулять, подари цветы. Приходи чаще, гуляй, делай комплименты, а когда придёт время… Ты поймёшь, тогда и признаешься. Тогда и она ответит. Иди!
Артём увидел, как заблестели глаза парня.
— Спасибо! Спасибо вам, огромное! — воскликнул он, подскакивая, — Я бы сам не смог, прямо сейчас! Вот, только… Начальство…
— Ничего, я прикрою, если надо!
— Спасибо! Спасибо! — бросаясь, крикнул майор.
— Погоди, тебя зовут-то как?
— Василий! Василий Платков!
— Ладно, Вася, ни пуха, ни пера!
Радостный Платков ещё что-то прокричал в ответ, скрываясь за палатками.
— Ну вот, помог человеку, другой на моём месте, не поддержал бы, позлорадствовал, а я вот нет! Пусть хоть у кого-то счастье будет. Это называется доброта, помощь ближнему, — произнёс Артём про себя.
Бросив печальный взор на веселящихся бойцов у костра, Грачев, поглощённый в грустные мысли направился в свою палатку. Теперь ему было не до веселья.
— Ой, Оксанка я даже не знаю, зря ты этот разговор начинаешь, лучше вон, бинты подай.
— А ничего не зря Наташа, держи, я же за тебя волнуюсь.
— Потерпи миленький, сейчас лучше будет, — приговаривая, делала перевязку раненому Белова.
— Вот ты «того самого» ждёшь, ждёшь, а потом одинокая сорокалетняя женщина.
— Типун тебе на язык.
— Вот я бы на твоём месте пошла бы к парнишке этому, Ваське Платкову, он парень ничего статный, и ты ему нравишься.
— С чего ты это взяла?
— Разве он за тебя перед Жабовым заступился бы, если ты ему безразлична?
— Он просто человек хороший, за любого заступился бы.
— А вот и нет!
— Хватит, болтушка, подай зелёнку.
— На. Ничего я не болтушка, я же вижу, переживаешь ты.
— Ничего я не переживаю, не придумывай.
— Артёма своего ждёшь?
— Не знаю.
— Сердце к нему лежит?
— Он такой, такой… Мужественный, сильный, видно, что в нём характер, и… я даже не знаю…
— Сестричка! — прохрипел раненый боец на соседней кушетке.
— Оксана, сюда посвети! — велела Наташа.
В палате с ранеными царил полумрак, и приходилось ещё светить керосиновой лампой.
— Зря, ты его ждёшь, разошлись ваши пути-дорожки. Так и Ваську профукаешь.
— Я ему безразлична, он мне тоже.
— Он робкий, значит, ты должна сделать первый шаг.
— Ну, я не знаю.
— Наташа! Ты ему не ту руку забинтовала!
— Ох, и, правда, прости солдатик, потерпи немного. Вечно ты меня своими разговорами отвлекаешь!
— Это ты о парнях думаешь!
— Не правда!
— Завтра Вася на штурм идёт, тяжёлый бой будет. Хочешь мой совет?
— Нет.
— Пойди к нему, поговорите, погуляете, в лесу, узнаешь его поближе.
— Не надо, сейчас не время.
— Его завтра убить могут!
— Типун тебе на твой язык без костей!
— На войне, каждый миг ценить надо, и каждый миг проводить с любимым.
— Ты прямо философствуешь, много, подай перекись лучше.
До ставки Платков добежал молниеносно, словно боялся, что заряд той энергии, которой напитал его молодой агент из разведки, может скоро пропасть, и снова появиться страх и робость. По пути он насобирал луговых цветов, красивых, молоденьких. И со всех ног подбежал к палатке с красным крестом.
— Наташа! Наташа! — закричал он, когда часовой преградил вход.
— Извините, товарищ майор, не велено, там раненые.
— Это он, Вася! — взвизгнула Оксана, будто ждала его больше Наташи.
— Слышу, скажи, что меня тут нет.
— Ещё чего, иди, это судьба твоя.
— Судьба подождёт, ещё раненых много.
— Подруга! Иди немедленно! — и силой вытолкнула Белову из палатки.
— Наташа, здравствуй! — только и смог произнести Василий, увидев очаровательную девушку в белом халате.
— Здравствуйте, Василий.
Платков глупо уставился в землю, теперь ему стало так неудобно и стыдно, весь взмыленный, растрёпанный, он стоял и не мог вымолвить ни слова.