Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2
Шрифт:
– Прочитай последние записи.
– Насколько последние?
– Последний абзац… – приложил руку к больному месту на голове старик, так и продолжая, в остальном, сидеть совершенно неподвижно.
Пусть книжка и была немного заляпана кровью от пальцев старика, последняя ее исписанная черными чернилами страница, так и имеющая всего один абзац на своих белых полях, находилась почти в самом конце книжки, и имела после себя достаточно выразительный рисунок. Большая черная точка. Текст же, помимо, странных символов ниже, имел вполне понятный смысл, и все же Френтосу был, местами, не совсем понятен. До такой степени, что некоторые слова он читал не с первого раза, и без того ранее не любивший читать.
«Френтос, я оставлю это описание тебе здесь, потому что ты не любишь долгих слов. То, что происходит в городе, вовсе не эпидемия в ее привычном смысле. Это проклятье, и именно
Остальной текст неразборчив, и Френтос уже сам по себе не мог это читать. Он понял то, чего ему лучше было не знать, но и молчать больше не мог. Все это звучало правда, как дурной сон, тем более для него, заранее кое-что об этом знающего, всю жизнь надеющегося впредь никогда с этим не сталкиваться после встречи с Графом Думой.
– Старик? – смотрел на обездвиженного потерей крови Джерома он. – Тебя точно…ударила Слаки?
Старик жутко, и с явным удовольствием, улыбнулся. Он не мог сказать этого сам, потому как та же сила все еще мешала ему говорить, и все время надеялся, что Френтос сам до всего додумается по его подсказкам, и был теперь рад, что это так и произошло.
– Теперь ты понимаешь? Я понял, что мое тело перестает меня слушаться, и попытался выгнать навязчивый голос из своей головы. Вот…чем это кончилось. – продолжая улыбаться, шептал он.
– А ведь никто из местных даже не отрицал, что они поехали кукухой. – покачал головой Френтос, уже окончательно все понимая.
«Хотя мне казалось, что крик, который я слышал, принадлежал не старику…» – также неуверенно вспомнил он.
Старик снова тяжело вздохнул. Скорее всего, разум его был уже почти ясен от чужих идей, и он мог нормально мыслить по крайней мере до той степени, до которой позволяло его состояние. Он чувствовал смертельную слабость, а весь мир перед его глазами уже начал медленно расплываться.
– Весь город собирается в цирке на какое-то представление. Кажется, мне нужно нанести им визит. Наверняка все ответы будут там. – разом стал серьезным до предела Френтос, так же резко поднимаясь на ноги.
– Цирк? Хорошая идея. Расскажешь потом….
– Конечно. А ты пока отдохни. И… – уже чуть отошел и нажал на ручку двери одной рукой Френтос, потянув ее чуть назад, так отодвигая и Джерома. – Смотри не помри.
Старик, улыбаясь как обычно, только покачал головой.
– Пока во мне это Пламя… – со всем смирившись, глупо улыбался старик. – С ним я уже не могу «просто» умереть…
Не обращая внимания на уже расцененные Френтосом как «предсмертный бред» слова старика, без лишнего шума и промедления он покинул комнату, теперь совершенно уверенный, что причина окружающего его безумия как-то связана и с ним самим, и при этом же совсем забыл о своей первоначальной задаче – спасти брата. Черное Пламя, которое упоминал в своих записях старик, было хорошо ему знакомо, и именно его образ так часто вставал перед его глазами, когда он вспоминал о первом пожаре в Кацере. Именно этим Пламенем владел Граф Дума, и именно в указанный Джеромом город Эмонсен, первоисточник этого Пламени, и отправились на поиски Думы Кайла и Тиадрам. Было очевидно, что жители Дафара, собравшиеся совсем недавно в цирке, ждут теперь там не абы какого представления, свойственного даже вечно узко направленному в этом плане Дафару, а именно представления с участием Френтоса. Эти мысли не были выводами из однозначных фактов, и Френтос сам уже не замечал, как нечто загадочное внутри него само завершает его мысли, и так же само манит его в тот цирк. Оно совсем побороло его инстинкт самосохранения, тем не менее и без того редко у него выражающийся, и совсем скрыло его от логичной и верной в этом случае мысли – он сам шел в ловушку, откуда наверняка не сможет выйти, даже со всей своей невероятной силой, как не смог этого сделать два года назад. Он все еще не верил, что что-то во всем мире, даже после его недавнего боя с Самумом, может стать для него проблемой в открытом бою, и совсем не боялся вступить в бой даже с чем-то неосязаемым и могущественным, как само Черное Пламя. Не говорю уж про то, что у него был свой должок перед этим Пламенем – если оно управляло Графом Думой, убившим его родителей, он собирался сполна заставить его за это заплатить.
В злых мысленных монологах, в которых Френтос уже успел самому себе описать целый список действий, который был готов сделать с любым негодяем, кто может встретиться
Здание цирка нельзя было назвать шатром, ведь, хоть и был он внешне на него похож, все же явно имел и стены, и, кое-где внутри, пол и потолки, а не только лишь заграждения из ткани. Названные Френтосом «натянутыми простынями», немного просевшими к полу от груза песка на себе, ткани покрывали почти все стены и навесные потолки цирка, самого высотой с пятиэтажное здание, светящегося через всю ту полупрозрачную ткань как раз изнутри и весьма ярко. С расцветкой из красных и желтых полос, в окружающей темноте оно смотрелось вовсе не как обитель безумия и тьмы, а, наоборот, как последнее прибежище света в этом уже потерявшем все свои былые краски городе, ныне поглощенном лишь лунным светом. Скинув своим окто с себя остатки грязи еще после городских веселий, пройдя по парадному входу внутрь совсем не огороженного никакими несущими конструкциями только снаружи холла цирка, Френтос еще у входа приметил впереди стоящего за деревянной стойкой местного ресепшна консьержа, также являвшегося в здании, очевидно, и билетером, и гардеробщиком. Крики немалой радостной толпы раздавались исключительно откуда-то спереди, скорее всего уже с самих трибун цирка, и помимо консьержа и Френтоса в холле уже никого не было, будто все жители города прошли мимо холла напрямую к арене.
Сам консьерж, будучи одетым в традиционный для своей профессии костюм с белыми рукавами и бардовым жилетом, выглядел как совершенно обычный человек средних лет с черными волосами и загорелой кожей, вполне свойственной дафарцам, хоть и ощущения от его вида у Френтоса были неприятными, ведь правда неприятно на его умном лице выглядела жутковатая улыбка. Стоял он как раз в гардеробе, но в нем, где стояли на деревянных опорах такие же деревянные дощечки с крючками для одежды, самой той одежды не было никакой. Это было не удивительно – Френтос и без того понимал, что для таких формальностей у тех, кто устроил все окружающее представление, просто не было времени. Они должны были всеми силами обогнать его, и поскорее занять свои места в зале. Он быстрым шагом, хоть и все еще неуверенно и взволнованно, прошел по желтоватому дощатому полу, едва заметному на фоне принесенного жителями в холл песка, стараясь уже не разглядывать свое окружение, теперь своим видом мало что для него значащее. Он уже бывал в подобных местах прежде, пусть то были и вправду шатры, и имели немалые отличия от этого уникального здания Дафарского Цирка. Ветер снаружи был слишком слаб, чтобы трепетать слабо натянутые тканевые стены уже за спиной прошедшего глубже в холл Френтоса, и позади него также не было совершенно никаких звуков. Весь свет, звук, запах свежего алоэ из горшков по бокам стен, и даже слабые вибрации воздуха, исходящие от криков толпы из зала за стенами впереди – вся активность города теперь сконцентрировалась исключительно в этом здании.
– Добро пожаловать на представление, участник номер один. – учтиво, но особенно неприятно улыбаясь, поклонился Френтосу якобы вежливый гардеробщик.
– Куда мне идти? – не меняя серьезного лица, напрямую спросил Френтос.
– Вот ключи от верхнего яруса. Это самое высокое ложе, и предназначено оно только для самых важных зрителей.
Френтос, так же быстро и резко двигая ногами, подошел к стойке, и одним секундным движением руки со звоном схватил со стола, куда секунду назад гардеробщик протянул руку, небольшую связку ключей, тут же разглядев на ее бирке надпись «для персонала», довольно неприятной мыслью отозвавшуюся в его голове. О чем он подумал, думаю, можно не говорить – его способности Синего Пламени, как и его связь с Черным Пламенем, уже давно давали о себе знать, и Френтос продолжал всеми силами эту связь отрицать. Тем более учитывая, что эти самые силы совсем недавно, буквально, проломили его другу Джерому голову.