Последний камикадзе
Шрифт:
На унылых лицах таких камикадзе читалось заветное желание сорвать с себя белый шарф смертника и скрыться до конца войны в какой-нибудь глухой горной деревушке. По-видимому, от этого поступка их удерживала угроза немедленного расстрела за дезертирство да репрессии, которые будут применены к семьям. Самурай Ясудзиро Хаттори не мог питать к таким людям другого чувства, кроме презрения. Он решил от них избавиться в первую очередь. В своей записной книжке против их фамилий он ставил черные точки: по команде на вылет они первыми займут кабины самолетов, начиненных взрывчаткой, Он поможет им умереть достойной смертью, с пользой для империи!
Но больше всего поразил
В конце марта отряд «Горная вишня» начал принимать участие в боевых действиях против американского авианосного соединения, наносившего удары по японским аэродромам и портам, расположенным в самой метрополии. Особенно жаркие бои разгорелись в период сражения за Окинаву.
Вечером 7 апреля 1945 года «Горная вишня» получила приказ нанести массированный удар по объединенному соединению американского флота, шедшему к Окинаве для высадки десанта. Корабли были еще далеко. Но камикадзе имели преимущество перед всеми остальными самолетами: они не нуждались в горючем на обратный путь.
Удар наносился на рассвете 8 апреля, в праздник, посвященный дню рождения Будды. И в то время, когда в храмах монахи только начинали сливать чай из фарфоровых чашек на статуэтки Будды, Ясудзиро приказал камикадзе построиться на стоянке перед самолетами.
Вид у большинства летчиков был осунувшийся. Почти у всех в глазах сверкали хмельные огоньки. Для них последняя ночь прошла без сна. По выработавшейся традиции они присутствовали на своих похоронах, пили сакэ и прощались с близкими. Некоторые были еще не в состоянии понять всей трагичности момента.
Ясудзиро никогда не приходилось видеть перед вылетом сразу столько унылых, обреченных лиц, с бессмысленным взглядом осоловелых глаз. Открыв большую флягу с вином, Ясудзиро обошел вдоль строя, налил каждому последнюю чашку саке.
Чтобы поднять дух людей, идущих на смерть, он решил сказать им короткую речь. Остановился перед серединой строя, окинул всех подчеркнуто гордым, одобряющим взглядом.
— Что может быть прекраснее вишневого дерева, одетого в белый весенний наряд? — заговорил он приподнято-торжественно. — Вот так же прекрасны и вы, молодые герои отряда «Горная вишня». Но цветение вишни не вечно! Когда наступает время, белые лепестки облетают, оставляя после себя завязь плодов. Значит, не зря облетают, осыпаются лепестки! Наступил и для нас решающий час. Так и мы, как белые лепестки цветов вишни, осыплемся на головы наших врагов, принося прекрасные плоды победы. Мы придем сегодня к кораблям американского флота неотразимые, как ветер богов, и обрушим на них свой гнев и свое возмездие. Давайте отрешимся от земных дел и уйдем вмир, где царит вечная весна и вечная справедливость! Пусть дух уходящих на небо будет свидетелем нашей борьбы и мужественной смерти на палубах вражеских кораблей. Банзай, камикадзе! С нами бог Хатиман! — В руках Ясудзиро сверкнул меч, вырванный из ножен. Набрав полную грудь воздуха, он крикнул во весь голос: — По самолетам!
Строй
Ясудзиро лично вел свой отряд на цель. Но только в его самолете бензиновые баки были залиты по горловину. Он должен вернуться и доложить о результатах налета. Остальные машины заправили так, чтобы хватило долететь лишь до цели. Обратного пути им не было.
В этот день в воздухе над морем между Японскими островами и Окинавой царило небывалое оживление. Десятки японских самолетов взлетали с разных аэродромов. Все они шли одним курсом — на Окинаву, и, вероятно, все оставались там. Во всяком случае, Ясудзиро не видел ни одного встречного экипажа.
Он еще не знал, что двумя днями раньше началась операция «Кикусуй» — осуществление массированного удара частей камикадзе по американскому флоту.
После двух часов полета в голубой дымке показался остров Окинава. Вдоль его западного побережья дымились сотни транспортов и боевых кораблей, поддерживающих вторжение сухопутных сил США.
Но вскоре Ясудзиро стало некогда смотреть на панораму грандиозного сражения. В воздухе появилось не менее сотни американских истребителей, а на ближних подступах к кораблям встала черная стена разрывов. Даже видавшему виды Ясудзиро стало не по себе при виде адского грохота, раздававшегося в воздухе. Одна за другой рвались в воздухе машины камикадзе, начиненные взрывчаткой. Некому было связать боем американских истребителей, и японцам оставалось только одно — идти напролом, навстречу своей гибели.
Перекладывая свою машину из виража в вираж, изворачиваясь и избегая пулеметных трасс, Ясудзиро все же успел заметить, как отдельные экипажи камикадзе, прорвавшись сквозь кольцо истребительных заслонов и многослойные секторы зенитного огня, свалились в пике на выбранные цели. Четыре громадных вврыва взметнулись на палубах кораблей. Ясудзиро развернулся и взял курс на метрополию.
Зазвонил телефон. Ясудзиро поднял трубку.
— Господин капитан третьего ранга, вам докладывает дежурный офицер. Какой-то инвалид Моримото хочет вас видеть.
— Моримото-сан?.. Не может быть!.. Проводите его ко мне.
Спрятав документы в сейф, он поспешил ему навстречу. В конце коридора увидел тяжело шагавшего на костылях человека в сопровождении офицера.
Ясудзиро невольно остановился. Неужели это Моримото? Да, это был он, вернее, это был обрубок «железного самурая», лишившегося ноги и кисти правой руки. Волна жалости захлестнула Ясудзиро. Он много думал о смерти и готов был к ней. Но о такой участи он и предполагать не мог.
— Здравствуйте, дорогой учитель! Небо послало мне радость снова увидеть вас.
— Я на минуту, проездом…
— Что вы, сэнсей! Я не отпущу вас так быстро. — Ясудзиро помог опуститься Моримото на циновку и пододвинул ему подушки.
— Что, Ясудзиро-сан, не ожидали увидеть таким? Только не нужно меня жалеть. Я просто получил по заслугам. Все закономерно… Скольких людей сделал я инвалидами? Не знаете? И я не знаю. Теперь пришла моя очередь… Когда же тигру отрубят хвост и лапы, то тигр перестанет быть тигром. Такая метаморфоза произошла со мной. Я уценен, как пустая бутылка из-под сакэ… Разумеется, я в любой момент могу вспороть себе брюхо, дабы не влачить жалкого существования. Но я не тороплюсь. Несчастье сделало меня философом. Я хочу дожить до тех дней, когда прекратится эта страшная трагедия, называемая войной. Мне, право, любопытно посмотреть, чем закончится это безумие, затеянное нами в Пёрл-Харборе…