Последний Катон

Асенси Матильде

Молодой Шакеб, тот, у которого были кольца на толстых пальцах, встал со своего места в двух креслах от Мисграны, а Теодрос снова сел, изящным жестом подобрав полы гиматиона.

— Оттавия, Фараг, — сказал он, обращаясь прямо к нам. Несмотря на чересчур круглое лицо, он был очень красив благодаря большущим живым и выразительным чёрным глазам. — Когда вы вернётесь в Александрию, пройдёт уже полтора месяца с момента вашего исчезновения. Значит, придётся объяснить, где вы были и что делали в течение этого времени и, разумеется, что произошло с капитаном Глаузер-Рёйстом.

Напряжённое ожидание в зале стало осязаемым. Все хотели знать, какую легенду придётся отчаянно отстаивать мне с Фарагом, чтобы защитить их маленький мир. Мы тоже волновались.

— Наши

братья в Александрии начали рыть в катакомбах Ком Эль-Шокафы поддельный туннель, заканчивающийся в далёком уголке озера Мареотис, около древней Цезарии. Вы скажете, что на третьем уровне Ком Эль-Шокафы вас похитили, что вас чем-то ударили и вы потеряли сознание, но до этого смогли разглядеть вход в туннель. Мы дадим вам простую карту, которая поможет вам его найти. Вы скажете, что очнулись в месте под названием Фарафра, это оазис в египетской пустыне, добраться до которого очень нелегко. Скажете, что капитан не очнулся, что похитившие вас сказали, что он умер, когда ему вырезали такие кресты и буквы, как у вас, но не позволили вам увидеть тело; таким образом, мы оставляем возможность для его возвращения через несколько месяцев. Вы опишете это место как селение, очень похожее на Антиохию, так у вас не будет противоречий. Поскольку оазис Фарафра даже отдалённо на неё не похож, вы их очень запутаете. Не называйте никаких имён, только имя бедуина, который трижды в день носил вам еду в каморку, где вы были заперты: Бахари. Это имя достаточно распространено в Египте и ничего не прояснит. Для описания этого Бахари вы можете использовать внешность старейшины Берехану Бекелы, хотя не забудьте, что кожа его должна быть посветлее. — Он набрал воздуха и продолжил: — После того, как злобные ставрофилахи столько времени продержали вас взаперти, — тут все засмеялись и зашумели, — и после многочисленных угроз, что вас могут убить в любой момент, наконец в такой день, как сегодня, 1 июля, вас снова усыпили и бросили у входа в туннель у озера Мареотис, предупредив, чтобы вы ни слова не говорили обо всём происшедшем. Вы, конечно, отказываетесь продолжать расследование, так что, когда допросы кончатся, отыщите себе для жизни незаметное местечко как можно дальше от Рима, а ещё лучше — от Италии, и исчезните. Мы будем рядом и будем следить, чтобы с вами ничего не случилось.

— Нам нужно будет искать работу, — заметила я, — так что…

— В этом плане мы, ставрофилахи, хотим сделать вам прощальный подарок, — прервал нас тут Катон, поднимая руку. Мы с Фарагом увидели, что Кремень загадочно улыбается нам. — Я уже говорил, что надо следовать традициям, и так оно и есть, но нужно также уметь отказываться от них и их менять. Во время испытаний семи смертных грехов, так же, как это происходит со всеми инициируемыми, вы, Оттавия и Фараг, окончательно и бесповоротно изменили свои жизни. Работа, страна, религиозные обязательства, верования, образ мышления… Чтобы вы смогли попасть сюда, всё развеялось в прах. Сейчас снаружи у вас не осталось почти ничего, но вы готовы вернуться, чтобы построить такую жизнь, какую вы хотите. Фараг мог бы вернуться на работу в Греко-Римском музее Александрии, но Оттавия никоим образом не сможет снова ступить в ватиканский Гипогей. Однако у неё есть академический опыт, который легко открыл бы ей многие двери, но… Что, если мы подарим вам нечто, что позволит вам абсолютно свободно выбрать своё будущее?

Я почувствовала, как Фараг сжал мне руку, и помню, что мышцы шеи у меня напряглись от волнения. Кремень так улыбался нам, что были видны оба ряда его зубов.

— Искупление греха жадности, проходившее в Константинополе, будет перенесено. Мы попросим братьев из этого города, чтобы в ближайшие годы, не меняя его содержания, они устроили испытание с ветрами в другом месте города, чтобы вы могли «открыть» мавзолей и останки императора Константина Великого. Вот наш прощальный подарок. Надеемся, вам он понравится.

Мы с Фарагом на несколько мгновений остолбенели, а потом медленно повернули головы и

переглянулись. Я не выдержала первой: я так подпрыгнула от радости, что потянула за собой дидаскалоса и только чудом не выдернула ему руку. От мысли о Константине я отказалась с того самого момента, как узнала ставрофилахов, и более того, на удивление, я совсем забыла о нём: всё происходило настолько быстро, что моему разуму приходилось освобождать место для следующей минуты, стирая предыдущую, и со мной случалось слишком много интересного, чтобы терять время на воспоминания о Константине. Так что, когда Катон сказал, что дарит нам открытие мавзолея с останками императора, передо мной вдруг открылись небеса, и я поняла, что нам с Фарагом преподнесли будущее на блюдечке с золотой каёмочкой.

Мы обнимались, целовались, обнимали и целовали Кремня и перешли из зала для важных заседаний в большую трапезную басилейона, где Кандас с товарищами приготовили для нас настоящий пир для всех чувств.

До самого рассвета играла музыка, танцы затянулись допоздна, но когда охмелённые спиртным и праздником шасты и служители басилейона вышли с нами на улицы Ставроса, чтобы искупаться в водах тёплого Колоса (Катон ушёл в свои покои уже несколько часов назад), мы увидели, что люди выходят из домов и присоединяются к празднику с ещё большим энтузиазмом, чем мы. Снова зажглись огни, и повсюду появились дети и жонглёры. Час нашего отъезда настал, когда веселье было в самом разгаре, но Кремень и Хутенптах предупредили нас, что нам пора, что ануаки уже пришли и ждать больше нельзя.

Мы распрощались с сотнями людей, которых не знали, раздавая поцелуи направо и налево, так что в конце мы уже не понимали, кого целуем. В конце концов опять же Кремень и Хутенптах с помощью Уфы, Мирсганы, Гете, Ахмоз и Гайде вырвали нас из рук ставрофилахов и вытащили из праздника.

Всё было готово. Повозка с нашими немногочисленными пожитками уже ждала у входа в басилейон. Уфа сел на облучок, чтобы быть нашим возницей, а мы с Фарагом уселись сзади, не выпуская рук капитана Глаузер-Рёйста.

— Береги себя, Каспар, — сказала я, впервые обратившись к нему на «ты» и чуть не плача. — Мне было очень приятно с тобой познакомиться и поработать.

— Не ври, доктор, — пробормотал он, скрывая улыбку. — В начале у нас была масса проблем, уже забыла?

И тут, когда речь зашла о воспоминаниях, мне в голову пришёл один вопрос, который я обязательно должна была ему задать. Без этого я не могла уехать.

— Кстати, Каспар, — взволнованно сказала я, — правда, что форму швейцарской гвардии придумал Микеланджело? Что ты об этом знаешь?

Это было важно. Речь шла о старом неудовлетворённом любопытстве, которое мне уже не удастся удовлетворить самостоятельно. Кремень рассмеялся.

— Нет, доктор, их придумал не Микеланджело и не Рафаэль, как утверждают некоторые. Но это один из наиболее охраняемых секретов Ватикана, так что нельзя рассказывать то, о чём я тебе скажу, всем подряд.

Наконец! Сколько лет я этого ждала!

— Эту броскую форму для церемоний на самом деле придумала безымянная ватиканская швея в начала нашего века, в 1914 году. Тогдашний Папа, Бенедикт XV, хотел, чтобы его солдаты носили оригинальную одежду, поэтому попросил швею придумать парадную форму. Похоже, эту женщину вдохновили некоторые картины Рафаэля, на которых изображены яркие одежды и рукава с разрезами, следующие французской моде XVI века.

На несколько секунд я онемела от разочарования, глядя на капитана так, словно он воткнул в меня кинжал.

— Значит… — неуверенно проговорила я, — их придумал не Микеланджело?

Глаузер-Рёйст снова засмеялся.

— Нет, доктор, не Микеланджело. Их придумала женщина в 1914 году.

Может, я слишком много выпила и слишком мало спала, но я рассердилась и нахмурилась.

— Лучше б ты мне этого не говорил! — раздражённо воскликнула я.

— А теперь чего вы сердитесь? — удивился Глаузер-Рёйст. — Вы же только что говорили, что вам было приятно со мной познакомиться и работать!