Последний Катон
Шрифт:
— Да, — недовольно кивнул старик, — но время для посещений еще не началось.
Бонуомо [27] ?.. Скорее Малюомо, «плохой человек». Но Глаузер-Рёйст и глазом не моргнул. Ни один мускул его лица не дрогнул, он только пристально, не мигая, посмотрел на священника, словно тот ничего не говорил, и он ждет непременного приглашения. Я видела, как святой отец корчится, разрываемый между обязанностью повиноваться и мелочным упрямством в соблюдении распорядка.
— Что-то не так, отец Бонуомо? —
27
Распространенная в Италии фамилия, означающая «добрый человек».
— Нет, — простонал старик, обернулся и повел нас к лестницам, ведущим в крипту. Подойдя к ним, он остановился перед дверью и щелкнул несколькими выключателями на панели справа от нее. — Вот вам свет. Мне очень жаль, но я не смогу вас проводить — не могу оставить лавку без присмотра. Когда закончите, скажете.
Сухо проговорив это, он испарился, и я была благодарна ему за это от всего сердца, поскольку от постоянного вдыхания исходящего от него неприятного кислого запаха меня тошнило.
— Снова в центр земли! — шутливо воскликнул Фараг, с энтузиазмом начиная спуск.
— Надеюсь, я когда-нибудь еще увижу солнечный свет… — пробормотала я сквозь зубы, следуя за ним.
— Не думаю, доктор.
Я обернулась к Глаузер-Рёйсту со злобной миной.
— Из-за конца тысячелетия, — пояснил он мне со всегдашней серьезностью. — Вы же знаете… Не сегодня-завтра мир будет уничтожен. Может, это случится, пока мы будем в крипте.
— Оттавия! — поспешил остановить меня Фараг. — Даже не думай начинать спор!
Я и не думала. Есть глупости, на которые и отвечать не стоит.
Этот дурацкий священник обманул нас со светом. Едва дойдя до конца лестницы, мы оказались в полнейшей темноте. К сожалению, мы спустились так глубоко, что возвращаться назад было трудновато. Наверное, мы находились уже на несколько метров ниже уровня Тибра.
— Что, в этой дыре нет света? — зазвучал голос Фарага справа от меня.
— В крипте света нет, — сообщил Глаузер-Рёйст. — Но я об этом знал, так что не беспокойтесь. Я уже достаю фонарь.
— А отец Бонуомо не мог сказать нам об этом до того, как мы спустились? — удивилась я. — И потом, как освещают себе путь туристы и ротозеи?
— А вы не заметили, доктор, что никакой таблички с расписанием часов посещения крипты нет?
— Я об этом подумала. Я много раз была в этой церкви и даже не знала, что здесь есть крипта.
— Странно и то, что здесь нет никакого освещения, — продолжал Глаузер-Рёйст, наконец зажигая фонарь, из которого хлынул насыщенный пучок света, выхватывая из темноты детали места, в котором мы находились, — и то, что служитель церкви осмеливается препятствовать выполнению прямого приказания государственного секретариата, и то, что этот самый служитель не сопровождает посланников Ватикана.
Капитан направил фонарь в глубину крипты, и в этот миг я лучше, чем когда-либо, поняла изначальное
— Капитан, вы хотите сказать, — поинтересовался Босвелл, — что отец Бонуомо может быть ставрофилахом?
— Я говорю, что он может им быть с такой же вероятностью, как и ризничий церкви Святой Лючии.
— Значит, он ставрофилах, — со всей уверенностью заявила я, отправляясь в глубь церкви.
— Мы не можем быть столь уверены, доктор. Это только догадка, а на догадках мы далеко не уйдем.
— А как же вы узнали о существовании этого чуть ли не потайного места? — полюбопытствовала я.
— Я поискал в интернете. Там можно найти почти все. Хотя об этом вы уже знаете, так ведь, доктор?
— Я? — удивилась я. — Да я еле умею обращаться с компьютером!
— Однако именно в интернете вы нашли всю информацию о Честном Древе и разбившемся самолете Аби-Руджа Иясуса, разве не так?
Этот прямой вопрос меня парализовал. Я никоим образом не могла признаться, что вовлекла в поиски моего бедного племянника Стефано, но соврать я тоже не могла, кроме того — зачем? К этому времени все мое чувство вины было написано у меня на лице.
Тем не менее Глаузер-Рёйст ждать моего ответа не стал. Он обошел меня справа и, проходя мимо, вложил мне в руку еще один фонарь, такой же, как он дал и Фарагу. Так что мы смогли разделиться, каждый отправился в свою сторону, и от сияния трех фонариков это место стало не таким неприютным.
— Эта крипта известна как крипта Адриана и названа так в честь папы Адриана I, который приказал ее отреставрировать в VIII веке, — рассказывал Кремень, пока мы метр за метром осматривали церковь. — Однако ее постройка датируется приблизительно III веком, временами преследований Диоклетиана, когда первые христиане решили воспользоваться фундаментом языческого храма, располагавшегося в этом месте, чтобы соорудить небольшую тайную церковь. Эти куски камня, торчащие из стенной штукатурки, — остатки языческого храма, а алтарь в апсиде — все, что осталось от главного алтаря, так называемого «Ara Maxima».
— Этот храм был посвящен Геркулесу Непобедимому, — вставила я.
— Я так и сказал: языческий храм, — повторил он.
С помощью фонаря я осмотрела каждый уголок всех трех нефов и кое-какие небольшие боковые молельни с левой стороны. Всюду была пыль, и стояли ветхие урны с останками святых и мучеников, забытых народным почитанием много веков назад. Но, кроме очевидной исторической и художественной ценности, в этой скромной часовне не было ничего стоящего. Это была просто любопытная подземная церковь без особых примет, которые могли бы привести нас к разгадке первого испытания Чистилища ставрофилахов.