Последний клиент
Шрифт:
— Мсье Галлахер? — прокаркала она своей пропито-прокуренной глоткой. — Создается впечатление, что вы мне должны сто франков…
Род остановился в двух шагах и, вынув из кармана сотенную купюру, помахал ею перед сизоватым носом жертвы империалистических отношений.
— С чего это? — Галлахер с любопытством склонил голову набок.
— Один джентльмен просил передать вам…
— Что?
— Конверт… — Дама достала из сумочки цвета заплеванного асфальта желтый конверт и в манере Галлахера размешала перед его ирландским носом воздух.
— Возьми! — Род с ощущением некоторой брезгливости, стараясь не коснуться предметов туалета посланницы, сунул ей требуемую купюру и выхватил продолжавший полоскаться по ветру конверт. — А где господин… — Галлахер оторвал взгляд от надписи на конверте с уверенностью, что его зоркие глаза непременно встретят перед собой самый жалкий образчик «Марианны», но дамочки и след простыл — лишь только получив
Род развернулся на месте, выкинув из головы стремительно исчезнувшее видение, и принялся вскрывать конверт. В нем оказалась только карточка отеля в Страсбуре и три билета на экспресс, отправляющийся из Лилля в сторону швейцарской границы. На обратной стороне карточки была написана пара слов о дальнейших совместных мероприятиях. Следуя им, Галлахер должен был сейчас же загрузиться в поезд, следующий до западного берега Рейна. В заказанном на его имя номере его будут ожидать остальные, более подробные инструкции и средства, необходимые для реализации пока еще неясного плана.
Возвратившись на перрон, Галлахер стал свидетелем премилой картины — один из лжеяпонцев, наверное уже сопревший в своем китайском пуховике, затеял перебранку со смотрителем перрона. Причем, если представитель железнодорожной власти с одному ему понятным негодованием пытался втемяшить в круглую голову гурка правила поведения в данном месте на французском, Бивис отвечал ему на смеси английского и непали, беспрестанно, чуть меняя интонацию, посылая представительного, в фуражке, мужчину в одно и то же место. И маловероятно, что тем местом был их национальный панчаят. Хотя, возможно, и там такой представительный мужчина смог бы найти применение своей не в меру раскормленной заднице. Галлахер моментально уладил недоразумение, вручив начинающему терять в выражениях некоторые окончания французу пару цветных фантиков, и одним взглядом заставил замолкнуть своего идолопоклонника. Но весьма на непродолжительное время, так как по платформе, со стороны здания вокзала торжественным маршем проходил его почти что единокровный брат Бадхед, весь увешанный кульками из «Макдональдса». Вот на него Галлахер и навьючил большую часть сваленного на перроне барахла, отвесив при всех довольно увесистый пинок не в меру обрадованному подобным течением событий Бивису. И оба придурка, словно ходячие младенцы, поскакали по пути, очерченному умелой рукою сержанта. Гораздо быстрее, чем можно было бы ожидать от самого что ни на есть быстрого магараджийского слона.
А потом для близняшек настали воистину печальные времена — дабы не распустить окончательно дорвавшихся до свободы гурков, сержант изъял у них все временно обитающие в карманах деньги. Среди конфискованного нашлось немало и родной, непальской валюты. Но на те рупии можно было бы приобрести разве что джутовый мешок, да и то лишь в их родной стране. Затем Галлахер загнал их, словно неодушевленные предметы, в вагон поезда и, усадив в кресла, надел каждому из них наушники. Поезд тронулся, мимо окон поплыли какие-то несуразные металлические конструкции вперемежку с ангарами и клоками аккуратно выбритой поверхности, и Галлахер задремал под неритмичное мяукание пытающихся подпеть вполголоса мотивам далекой босоногой родины Гарунов. Что касается познаний самого Галлахера о местах, воспеваемых какой-то малоизвестной эстрадной непальской звездой, то Род был совершенно уверен, что Брахмапутра — это сын Брахмы, а Шива соответствует по своему анатомическому строению христианскому Серафиму. Хотя этот вопрос его занимал в данный момент мало — он давно уже выдувал на своей ирландской свирели мотивы, знакомые не только оказавшейся в одночасье одинокой плоской подушке в Ист-Сайде, но и соседям в доме напротив — свист вырывающегося из его редкого по размеру и конфигурации носа был похож на звук прохудившейся от старости трубы парового отопления.
Глава 7
Как говорится, с кем встретишь Новый год, с тем и проведешь. И на этот раз ничто не предсказывало сколь-нибудь радужных перспектив. Кирилл вышел из дому — все вокруг было присыпано выпавшим за ночь снегом. Низкие неприветливые тучи упирались влажными лбами в крутые скалистые склоны и слегка шевелились под напором омерзительного, пронизывающего ветра.
— Привет! — негромко произнес Кирилл, не надеясь, впрочем, что его услышат.
Ищенко было вполне достаточно, что его хозяин просто шевельнул губами. Кирилл прошел к началу склона — серпантин уходящего вниз шоссе был опрятен и выглядел совершенно по-зимнему — тонкий слой снега лежал и здесь, еще такой свежий, не тронутый грубыми покрышками проходящих изредка туристических автобусов. Состояние дороги Кирилла удовлетворило — горку еще не раскатали, и ветер, продолжавший сквозить вдоль шоссе, не успел превратить
«Так о чем это я?» — вернулся Кирилл к своим размышлениям о предстоящем и не очень радостном кануне наступавшего Нового года. С кем встречать? Где? И чего он ждет вслед за этой встречей? Старушки с дочкой остались в Афинах. Там ему удалось недорого купить небольшой благоустроенный дом на горушке. И до исторических развалин десять минут в инвалидной коляске, и солнце — за ним и вовсе ходить не надо… Бассейн и Алексей за водителя, охранника и казначея. Парень молодой, почти не пьющий. Может быть, слегка бывает резковат с посторонними людьми, но за своих он, Кирилл, спокоен. А что осталось здесь? Андрей, Коля и дама. И, к счастию, гостей не ждем. Да! Ищенко с семейством будет обязательно. Набивался в гости местный барончик из бывших. Ныне приторговывает матрешками и подворовывает на своей исторической родине рукописные раритеты. В некоторых особо образованных кругах его считают за благодетеля российской культуры. Что ж, возможно, он научился подвязывать шейный платок заметно лучше, нежели верный друг советского народа господин Хаммер, но Кириллу казалось этого недостаточно для признания за ним заслуг спасителя славянской письменности и прочей ерунды. Известно, что копание в архивах так же полезно дяде-слесарю, как и раскопки могил давно умерших. Не обязательно музыкантов или поэтов — к чему копаться во прахе? Все, что следовало озвучить, — озвучено. Все, что нужно было издать, — издано. Разумеется, если для копателя это не единственный способ существования. Ему бы проблемы того же дяди-слесаря… А на часах… А на часах восемь сорок утра. В половине десятого завтрак. В десять следует отвезти Жукова в аэропорт, путь не близкий. Да! Галкин, маму его! Никакого покоя, мало его самого, так еще и девка его с папашей из-под Пскова! Вот еще три человека. А Галкин, как выразился его приятель Грибов, это уже симптом… Следовало бы Кириллу куда-нибудь удрать — хоть к Степке в Гавану. Рассказывает, занял в каком-то шикарном отеле целый этаж, да вот изредка возникают перебои с водой. То она есть, то ее нет. Попробуй пойми — казалось бы, не Россия, а трудности те же. А Галкина сюда ни на пушечный выстрел — приживется, и дустом не выведешь!
Кирилл вернулся в дом, поднялся на второй этаж. Мимо него слепо прошлепала дама. Прошла, старательно обогнув, словно фонарный столб. Как сообщили Кириллу, она теперь каждое утро спускается в оборудованный Николаем спортивный зал да еще по три раза в неделю таскается в фитнесс-центр на сопредельной территории. Хорошо, что местная погранслужба не лепит ей каждый раз в паспорт штамп «убыл — прибыл». Пришлось бы каждый месяц вкладыш заказывать. Но что-то у Кирилла с дамой не выходит. А если не выходит с Кириллом, то, возможно, выходит еще с кем-то? Андрей как-то вскользь намекал своему шефу о чем-то достаточно вероятном, но не конкретно, с подначкой. Может быть, опасался задеть Кирилла неосторожным междометием? Но и сам Кирилл не стал до поры вникать в подробности.
Завтрак прошел молча, под нестройное звяканье посуды. Ищенковское идолище спозаранок было не в настроении. Возможно, Андрей уже наплел ей об ожидаемых постояльцах… Несколько раз дама одаривала своего супруга рыбьим, немым взглядом. Словно ожидая какого-то вопроса. А Кирилла так и подмывало опрокинуть на ее белоснежный халат чашку кофе. Это же надо! Каждый день — и свежий халат! Ладно бы сама стирала, нет! Для этих случаев у нее есть прислуга. А она — лингвист! И добавить-то нечего. У Кирилла непроизвольно дернулась губа. Со стороны, возможно, это выглядело саркастической усмешкой, но от этого ему стало еще печальней. Он встал из-за стола, небрежно бросил салфетку и пристукнул о паркет стулом:
— Андрей! — Имя пришлось произнести достаточно громко: он на пару с Николаем решил столоваться отдельно. А вот почему — это еще один вопрос. — Андрей! Через пятнадцать минут в гараже!
— Вы куда-то собираетесь? — Это дама запустила свой камень вдогонку. Но Кирилл не стал оборачиваться. Просто согласно кивнул, выдерживая марку. А ведь старушкам обещал — встретят Новый год семьей. Вместе с греками.
Люди… Разумеется, постоянное присутствие посторонних действует угнетающе. Но что делать? Все вроде бы как при деле. Николай выполняет свои обычные обязанности — за ним система безопасности и купирование жуковских запоев. Жуков? Так он давно стал как бы частью семьи. Живет на свою ренту, а если предоставляется возможность, то и подзарабатывает. Ищенко с супругой? О них и говорить не стоит. У этих с утра до вечера занятие найдется — дом большой и требует ежечасной заботы. Дама. Дама на первый взгляд тоже на месте — не гоняться же Кириллу ежедневно за местными шлюхами. Тем более что найти их на «раз» здесь задача космического масштаба. Но вот чего нет, так это тепла. И как не разжигай очаг, дама воспринимает Кирилла как проводника железнодорожного вагона, два раза в месяц отправляющегося маршрутом Москва — Владивосток. Или как рыбака загранзаплыва. Хотя условия содержания остающихся на берегу несколько иные…