Последний коммунист
Шрифт:
Галина Васильевна взяла ладонь мужа в свои ладони.
– Ну еще минуточку, Володя! Вспомни, что значила в детстве лишняя минуточка сна...
Владимир Иванович подумал, вздохнул, видимо вспомнив, что значила в детстве лишняя минуточка сна, и кивнул, соглашаясь.
И они продолжали сидеть на неудобном низком диванчике, прямые и счастливые, наблюдая лишнюю минуточку сна своего единственного дитяти.
Наверное, Владимир Иванович и Галина Васильевна очень удивились бы, если бы узнали вдруг, что сын их вовсе и не спит... Илья не спал. Глаза его были открыты. Что-то он там думал...
III. Насыщенный
1
День, как и обещал Владимир Иванович, оказался насыщенным и напоминал сказочное путешествие Кота в сапогах и короля, с той лишь разницей, что Печенкину не приходилось обманывать сына, это были и впрямь его владения: фермы, гигантский элеватор, три завода, две фабрики, четыре банка и центральный офис компании "Печенкин", расположенный в самом высоком в Придонске здании - двадцатиэтажном небоскребе. Но было еще одно отличие этого путешествия от того, сказочного: если король, помнится, беспрестанно восхищался виденным, то молодой Печенкин молчал и смотрел на богатства отца холодно и бесстрастно. Впрочем, Владимира Ивановича подобная реакция не обижала, он ее не замечал, сам радуясь, как мальчишка. И когда их черный бронированный "мерседес" в сопровождении "субурбана" с охраной остановился на краю придонского аэродрома, он первым выскочил из машины и, как фокусник из художественной самодеятельности, громко и весело крикнул:
– Оп-ля!
Среди ржавеющих "кукурузников" и вертолетов без лопастей особенно выделялся белоснежный красавец "фалькон" - личный самолет Печенкина. Под стать самолету был и летчик: в белой, очень элегантной не нашей форме, белокурый, голубоглазый, здорово смахивающий на аса германских "люфтваффе" времен Второй мировой.
Владимир Иванович обнял сына за плечо и крепко прижал к себе.
– Полетим, Илюха! Сядем и полетим! Куда душа попросится... Я его неделю назад буквально купил. Хотел за тобой в Швейцарию послать, но Москва не разрешила.
– Необходим полетный сертификат и предварительно оформленное разрешение на полет, - объяснил стоящий рядом секретарь-референт Печенкина по фамилии Прибыловский, тридцатилетний, примерно, господин безупречной внешности и безукоризненных манер. Речь его была ясной и четкой, взгляд твердым.
Печенкин отмахнулся, помрачнев:
– Знаю я их сертификат, мироеды московские! Копают все под меня!
– Он вновь улыбнулся и обратился к сыну: - А летчика я выписал прямо из Германии. Летчик должен быть немецкий. А знаешь почему? Они детям рулить не дают! Печенкин захохотал и хлопнул летчика по плечу.
– Ну что, Фриц, полетим Москву бомбить?
– Ja, ja, - отвечал, улыбаясь, немец.
– Я, я, - удовлетворенно повторил Владимир Иванович и задумчиво посмотрел на сына, который оставался равнодушным и к этой восхитительной и дорогой игрушке.
2
Последним в деловой части программы насыщенного дня был док ПСЗ Придонского судостроительного завода, который с недавних пор стали называть Печенкинским судостроительным.
Ветер поднимал волну, полоскал трехцветные флаги, рвал и разносил над сотнями скучившихся внизу людей речь Печенкина, лишая ее смысла, но оставляя то, что в подобной ситуации может быть важнее смысла - интонацию.
Интонация была торжественной.
– Я-а-а-я-я!
–
– Я-а-а-я-я-я-я!
Илья стоял неподалеку от отца в плотной толпе приглашенных на специально для этого мероприятия построенной деревянной трибуне. Была она довольно хлипкой, поскрипывала и даже как будто покачивалась. Никто этого, впрочем, не замечал. Все улыбались, глядя то вниз, то вдаль, и только Илья напряженно прислушивался к еле заметным колебаниям трибуны. Кажется, он боялся...
Картинно подержав в руке привязанную за горлышко бутылку шампанского, Владимир Иванович отпустил ее, и, описав полукруг, бутылка расплылась пенным пятном на борту новенького танкера типа "река-море". Танкер назывался "Придонский-1". Он медленно сполз в воду, все закричали "ура", а стоящие внизу стали подбрасывать в воздух монтажные каски.
– А теперь нравится?!
– закричал Печенкин, обращаясь к сыну, принимая испуг в его глазах за восторг.
Военный оркестр заиграл российский гимн.
Владимир Иванович послушал немного, вздохнул и озабоченно поделился:
– Гимн у нас, конечно... Слов нет, да и мелодия не очень...
Но тут же широко улыбнулся, давая понять, что дело это поправимое, все в наших руках, подмигнул и предложил:
– Ну, а теперь поехали уху хлебать! Царская! С дымком...
IV. Насыщенный день (продолжение)
1
Великолепный белый катер с высокой кормой и горделиво вздернутым носом, на котором было написано "Надежда", разрезал надвое фарватер Дона. На носу стояло счастливое семейство Печенкиных. Владимир Иванович выдвинулся вперед, смело подставляя грудь прохладному напористому ветру. Галина Васильевна пряталась за спиной мужа, крепко прижимая к себе сына, заботливо обернув его своей теплой кофтой.
Печенкин повернул голову, обращаясь к жене:
– Я тут историю слышал... Не понял только, анекдот это или правда? Мужику одному врач сказал, что у него гастрит, а тот пришел домой и повесился...
– Конечно, анекдот. Кто же вешается от гастрита?
– объяснила Галина Васильевна и улыбнулась.
– Наш папа, Илюш, как был мальчишкой, так им и остался. Знаешь, что он подарил мне на двадцатилетие нашей супружеской жизни? Кинотеатр! Причем точно такой же, в каком мы однажды познакомились. Он там сидел, лузгал семечки и сплевывал на пол...
Печенкин глянул озорно на Илью:
– А она сделала мне замечание!
– С этого все началось.
– Галина Васильевна крепче прижала к себе сына. А теперь, Илюш, каждую ночь после работы он смотрит там один и тот же фильм...
– Ну, допустим, не каждую, - не согласился, защищаясь, Печенкин.
– Каждую, каждую...
– настаивала Галина Васильевна.
– А если я так отдыхаю!
– перешел в наступление Владимир Иванович. Расслабляюсь!
– Он повернулся, сделал в сторону сына шутливый выпад, как если бы в его руке был нож, и крикнул: - Если ты обманешь Джагу, ты получишь это!
Галина Васильевна отступила на шаг, увлекая за собой сына. Печенкин захохотал, катер взвыл сиреной, подходя к причалу Тихой заводи, которая тоже была территорией печенкинского имения. Дом, куда утром приехал Илья, стоял наверху на крутояре и смотрелся издали гораздо лучше, чем вблизи.