Последний контракт
Шрифт:
— В каком смысле — тренируюсь?
— От фонаря ляпнул, не обращай внимания.
Он подошел ближе и взял Катю за руку. За щепоть, которую она, как фигу, продолжала держать.
— С какими помыслами ты это делаешь? — спросила она, соображая, как взять инициативу в свои руки. Насколько она знала Марковцева, а знала она его хорошо, тот заходил в тупик от ее вопросов. Всегда коварных, заключалась ли в них логика, были ли они абсолютно бессмысленными.
— Что? — переспросил Сергей.
— От фонаря ляпнула, не обращай внимания. — Ей захотелось дернуть его за короткую бородку-эспаньолку, а потом за длинные, прикрывающие наполовину
— Здравствуй, Марковцев. Рада тебя видеть. А ты? Взаимно, что ли? Как живешь? По-прежнему питаешься адреналином?
— Гормонами.
— Это одно и то же. С генетического пути не свернешь. Ну ладно, поплакали, теперь к делу. — Она заняла рабочее место, переложив на столе какие-то бумаги. — Алексей Матиас — знакомо это имя?
— Я о нем ни слова на суде не сказал, думаешь, сейчас отвечу?
Катя рассмеялась.
— Присаживайся.
Марковцев приблизился и остался стоять. Только что не согнулся и не облокотился на стол, подперев рукой подбородок. Потом запоздало оглядел рабочие хоромы Скворцовой и удовлетворительно покивал: «Нормально». Покосился на приемную: «Демократично».
— Сам иногда мечтаю о своем кабинете, но тут же гоню видения прочь: что я буду делать в четырех стенах? Как в склепе. Жуть.
Он теряется, заметила Катя. Стесняется. Не в своей тарелке. Впереди долгий вечер, часть ночи, а может, и вся ночь. Время, которое оба проведут вдалеке друг от друга, но думая друг о друге, улыбаясь, хмурясь, разочарованно качая головой, вздыхая, гоня прочь воспоминания и неловкость, которая зародилась днем и явилась на сеет ближе к ночи.
— Вижу, за четыре года здесь многое изменилось.
— Да, — подтвердила Катя. В 2000 году она была оперативным офицером в звании старшего лейтенанта. Через год ее повысили в звании и поставили во главе оперативной группы. Теперь она руководит подразделением. — Упразднили группу боевого планирования, увеличили оперативно-следственную, — перечисляла она. — Дважды сменилось начальство, один раз кабинет начальника.
— Я сразу заметил, что те две смежные комнаты пропитаны какой-то заразой. Натуральная приемная в лепрозории.
— Не знаю, не замечала. Как тебе живется-работается в «Аквариуме»?
— Теперь он с подачи министра называется по-другому — «глаза и уши» государства. Все остальное уже разобрали. Кто-то урвал мозг, кто-то сердце, кто-то стал счастливым обладателем органа, от которого, когда он встает, мозги перестают соображать. Так что живу — уши вянут, работаю — глаза щиплет.
— Знаешь полковника Баженова? — спросила Катя, дождавшись, когда Сергей наконец-то устроится за столом. Нужно переключаться на деловой лад, резко, оставить в стороне пикировку.
— Да, знал такого человека, — нахмурился Сергей. — Он брал меня в Новограде в 98-м. Мы будем говорить о нем? В самый раз — у меня паршивое настроение. Когда сел в такси, водила врубил Эминема. Слышала стук в дверь — громкий, безапелляционный, требующий, настырный, идиотский?
— Много раз, — призналась Скворцова. — И всегда обнаруживала за дверью тебя.
— Я-то что. Купи диск Эминема.
— Со своими домашними общаешься? — Катя резко свернула в сторону. И это последний маневр. За ним — дело и только дело.
— Для всех
— Везет тебе. Прямо ягненок. Так сколько твоей дочери? — Скворцова продолжала гнуть семейную линию. — Двадцать три, кажется?
— Двадцать четвертый пошел.
— Хороший возраст.
— Для нее — да. Давай лучше про Баженова поговорим.
— Поговорим про Алексея Матиаса. Как думаешь, он обязан тебе?
— Я ему обязан, — после недолгого раздумья ответил Сергей, прикидывая, куда ветер дует, к чему все эти вопросы, к чему Скворцова ворошит прошлое, оперирует знакомыми именами. — В зоне каждый день ждал, когда меня грохнут. Матиас и сам страшный человек, а вот люди в его услужении еще страшнее. Он не просто богатый человек, он человек состоявшийся. Он так подал себя в свое время и с той поры не менял этой вывески. Он человек незаметный. Я думаю так: он простил меня. Во-первых, за то, что меня вычислили, а потом арестовали. А вообще он забыл, что я существую. Фактически я исчез четыре года назад, когда сбежал из колонии. Он слышал про меня в качестве обугленного трупа. По версии следователей, я сгорел в котельной.
— Кому ты это рассказываешь! — усмехнулась Катя. — Из-за твоей идиотской выходки меня едва не вышибли с работы. Мы бы вытащили тебя из зоны.
— Не люблю ходить в должниках, ты же знаешь.
— Ладно, к делу. Сейчас Матиас председатель совета директоров группы банков «Капитал Ренессанс».
— Слышал. — Сергей вынул сигареты, кивком спросил разрешения и прикурил. — Недавно про него статью в газете прочитал. Он что-то про инвестиции пенсионных накоплений в ценные бумаги гнал. Лично у меня отбило охоту стать пенсионером.
— Подумай над следующим. Матиас случайно узнает, что ты жив.
— Что? — Сергей от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.
— Марковцев жив, — повторила Катя, оставшаяся довольной произведенным эффектом. — Прикинь разные варианты, но с одной отправной точкой: для него ты как был исполнителем, так и остался.
Сергей вспомнил, как три года назад он сидел перед видеокамерой. «Я, Марковцев Сергей Максимович, подполковник в отставке, специальный агент управления оперативной разведки ГРУ Генштаба, 20 июля текущего года получил задание выехать для оперативно-розыскных мероприятий, связанных с хищением вооружения с законсервированной базы морского спецназа, в дагестанский поселок Южный. Моим напарником был специальный агент ГРУ Родион Ганелин, проходивший службу в составе диверсионно-разведывательного отряда „Гранит“. От начальника отдела он получил приказ „поменять мой профиль работы“, что на языке оперативных работников означает физическое устранение. Однако, прибыв с осмотром места происшествия на остров Приветливый, я...»
Сергея до сей поры тяготили события 2001 года, когда он был вынужден убить своего коллегу. Он много убивал в своей жизни, но еще ни одна смерть не давила на него так сильно.
Он вспомнил об этом интервью как бы на фоне своего обугленного трупа. Пятьдесят на пятьдесят, что Матиас видел этот репортаж, а если не видел, ему при случае об этом напомнят. Однако именно репортаж стал причиной разрыва отношений между Марком и военной разведкой — для главы «Капитала» это проще трешницы. Тем не менее за плечами Марковцева еще несколько спецопераций, которые лично курировал начальник военной разведки.