Последний козырь Президента
Шрифт:
– Званый ужин? – проскрипел Баринов, и мне послышались в его голосе нотки удивления. – Выдайте присутствующим угощение сухим пайком, а сами через полчаса будьте добры быть у меня в кабинете!
Вот и пойми его: шутка это или приказ! И ведь не объяснишь этому сухарю, что Катерина не из той категории женщин, которые молча выслушивают твоё сообщение об изменении планов на вечер и, кусая от досады губы, бормочут что-то успокаивающее, дескать, ничего страшного, встретимся в следующий раз.
На всё про всё у меня полчаса.
Несмотря на то, что я вызвал такси (свою машину перед отъездом я продал), я опоздал на целых двадцать минут: пробки! За что получил от начальника небольшую «головомойку» и очередную порцию нравоучений.
– Пробки? – жёлчно переспросил иезуит в генеральских погонах. – Да что Вы говорите? Неужели? А почему я на службу никогда не опаздываю?
В ответ я чуть не брякнул про персональный автомобиль с проблесковым маячком, прозванный в народе «синим ведёрком», но вовремя сдержался.
– Скажите, подполковник, что Вы знаете об алмазах? – перешёл к делу Баринов.
– Знаком в общих чертах, – не задумываясь, выдал я. – В основном по выражению: «Сейчас я вам покажу небо в алмазах»!
– На меня намекаете? – проскрипел генерал, но обыкновенной желчи в голосе я не уловил. – Зря! Я Вам, подполковник только добра желаю. Однако вернёмся к нашим баранам…
– На меня намекаете, – не утерпел я. – Зря! Ведь всё, что я делаю – от моего неумного желания быть благодарным.
– Я вижу, Каледин, что Вы окончательно выздоровели, раз осмеливаетесь хамить старшему по званию и должности. Отчасти меня это радует.
– Почему только отчасти?
– Да потому, что вчера сам Премьер интересовался вашим самочувствием. Теперь я с чистой совестью могу доложить, что Вы снова в строю бойцов невидимого фронта.
– Это потому, что меня никто на фронте не видел?
– Хорошая шутка. Жаль, что сейчас нет штрафных батальонов, а то бы я Вас туда сослал за дерзость! Причём немедленно! Как зовут ту особу, с которой я Вам помешал встретиться, и Вы в отместку брызгаете на меня ядом?
– Екатерина! Екатерина Воронцова.
– Екатерина Николаевна? Дочь Николая Аркадьевича?
– Чья она дочь сказать не могу, так как до знакомства с родителями дело у нас с ней ещё не дошло.
– Вы уже отменили званый ужин?
– Пришлось, в связи с внезапным вызовом на службу.
– Вот что подполковник, возьмите мою машину и немедленно езжайте к ней. Не забудьте по дороге купить цветов. Считайте, что это приказ! Скажите, что это я, старый дурак, сорвал вам свиданье, и передайте мои извинения.
– Владимир Афанасьевич, Вы знакомы с Воронцовой?
– Не только с ней, но и с её семьёй в целом.
– А как же алмазы?
– Надеюсь, что «небо в алмазах» покажет Вам госпожа Воронцова, конечно, при условии, что
– О свадьбе речь не идёт. Мы едва знакомы.
– Если будете стоять передо мной столбом и дальше тянуть время, тогда, подполковник точно останетесь в девках.
Наше дело солдатское: получил приказ – умри, но выполни! Поэтому я был вынужден подчиниться генеральскому диктату и воспользоваться персональным автомобилем заместителя Директора ФСБ. Водителя Баринов уже проинструктировал по телефону, потому что как только я захлопнул дверцу, он привычно включил спецсигнал и рванул по встречной полосе.
Эх, побольше бы таких приказов!
Всё произошло так, как я и ожидал: вечер удался на славу, и Катенька исчезла из моей постели под утро, когда я, утомлённый и счастливый, спал и видел розовые сны. Проснувшись, я нашёл записку, написанную округлым девичьим подчерком:
«У тебя во сне довольно глупая улыбка, – писала прелестница, – но мне она жутко нравится! Целую! Катя».
Она ушла, не прощаясь, по-английски, а подушка ещё долго хранила запах её духов.
В воскресенье рано утром меня разбудил звонок. Это был тот редкий случай, когда я проснулся в своей постели один. Накинув халат и бормоча проклятья на голову раннего визитёра, шаркая шлёпанцами, я направился открывать дверь. К моему большому удивлению, на пороге стоял тот, кого я меньше всего хотел бы видеть в это раннее воскресное утро: Семигайлов Мишка. Он был собран, решителен, и напоминал сжатую до крайности пружину, а на его умном лице крупными буквами проступало слово «месть».
– Надо поговорить, – решительно заявил дипломат.
– Уверен? – глядя на него сверху вниз, уточнил я.
– Более чем, – заверил меня незваный гость и, отодвинув меня в сторону, не снимая обуви, прошёл в квартиру.
Меньше всего мне сейчас хотелось бы драться со старым товарищем, тем более что Мишка значительно проигрывал мне как в весе, так и в физическом развитии вообще. Это была бы не драка, а «избиение младенцев». Это понимал и сам визитёр.
Пройдя на кухню, он без приглашения сел к столу и неторопливо закурил. Примерно минуту он курил молча, сбрасывая пепел в пустую кофейную чашку.
– Ты о чём-то хотел поговорить, – прислонясь к косяку, вежливо напомнил я ему.
– Подождёшь! – грубо ответил дипломат, не глядя на меня. Я ждал. Когда сигарета догорела до самого фильтра, он утопил окурок в кофейной жиже и впервые взглянул на меня:
– В тот день, когда я узнал, что Катерина ночевала у тебя, моим самым первым и естественным желанием было набить тебе морду! – произнёс он сквозь зубы.
– Будешь пробовать или поверишь мне на слово, что ни к чему это хорошему не приведёт? – спросил я, не меняя позы.