Последний козырь
Шрифт:
Воспользовавшись тем, что размещение военного груза на этом пароходе было непривычным, – не по габаритам и удобству разгрузки, а по каким-то иным соображениям, – Шахов направил в дальний отсек трюма рядового Рекова, чтобы тот мог спокойно, не на глазах, открыть один из ящиков с мешочками артиллерийских зарядов, а затем освободить другой ящик такого размера, какие выгружаются, и, уложив туда артзаряды, пристроиться к веренице солдат, выносящих груз.
Когда английский наблюдатель повернулся к выходу из трюма, один из солдат юркнул за ящики, разулся и, держа
«Нашел где-нибудь укромное местечко отдохнуть. Воровать-то здесь нечего», – решил он и пошел искать разгильдяя.
Обшарив все углы и ничего не обнаружив, фельдфебель направился в дальний отсек. Когда он вошел туда, Николай Реков успел только освободить ящик и начал наполнять его артзарядами.
– А-а, вот ты где, вот ты чем занимаешься!.. – зарычал фельдфебель и ударил солдата в лицо.
Солдат упал на бортовой стрингер. Не дав ему опомниться, фельдфебель схватил Рекова за шиворот, придавил к ящику и впился цепкими пальцами в горло. Реков задыхался, силы покидали его. Свободная рука судорожно шарила по крышке ящика, пока не нащупала ломик. Собрав последние силы, солдат ударил фельдфебеля по голове. Руки противника ослабли, и он обмяк.
Реков отдышался, затащил фельдфебеля в промежуток между тюками и завалил его. Быстро перетянул ящик проволокой, взвалил на плечи и направился к выходу.
4
На крыльце раздался звон колокольчика. «Сторож», – догадался Салонов. Каждый звонит по-своему.
– Что тебе, Ерофей, надобно? – спросил дьякон, не открывая двери.
– Дык вот, там прибыли, знаца, к вашему преосвященству. Я ему: «Спать батюшка изволют». А он мне: «Я, грит, не спрашиваю тебя, что его преосвященство делает, а велю доложить: раб божий умирает, священника просит».
Услышав последнюю фразу, Салонов встрепенулся. Это был пароль.
– Проси его, – приказал дьякон.
Накинув рясу, он вышел на крыльцо. Тусклый свет на веранде едва освещал узкую полосу клумбы, устроенной вдоль стены.
Три тени подошли к крыльцу, остановились.
Первый мягким баском повторил пароль:
– Раб божий умирает, священника просит.
– Сан священника мне не дарован, – ответил дьякон.
– Не для панихиды, для исповедания просит.
По голосу дьякон узнал Кардонова. Среднего роста, но узкой кости, а поэтому он казался высоким. Впалые щеки и не по годам глубокие морщины делали его похожим на старца.
В дом Кардонов вошел один.
– Товарищ Салонов, – сказал он тоном, который давал понять, что разговор будет официальным и кратким, – тяжелая обстановка, сложившаяся в связи с наступлением войск Врангеля, обязывает нас перейти к активным действиям.
– Слава тебе, господи, – оживился дьякон, – начались дела праведные, а то засиделся, яко боров во хлеву.
Кардонов оглядел гостиную. Дьякон успокоил его:
– В доме
Молельня располагалась в смежной комнате. В красном углу был киот со старинным образом благовещения в позолоченной ризе и кипарисовый крест, а рядом аналой.
Дьякон перекрестился, прочел фразу из просительной ектеньи и повернулся к Кардонову:
– А теперь я к вашим услугам.
– Сегодня мы должны исправить ошибку, которую допустили у памятника адмиралу Нахимову…
На лице дьякона не дрогнула ни одна черточка, как будто речь шла об очередной церковной службе.
Кардонов продолжал:
– Сейчас Врангель, Кривошеин и Глинка находятся на приеме в английской миссии. Через два часа они сядут в автомобиль, чтобы возвратиться в Большой дворец. Но они не вернутся… Ваша задача спрятать у себя двух наших товарищей после выполнения задания. В городе в это время начнутся повальные обыски и проверки, а они не местные. Сможете это сделать?
– В том честь моя и святая обязанность.
– Ну, вот и договорились. Пароль: «Мне бы исповедаться, батюшка». Отзыв: «Знать, грех большой, коли ночью…» До свиданья.
Оставшись один, Салонов заметался по гостиной, не зная что предпринять. Сначала он кинулся к окну, проследил, что ночные посетители действительно ушли, и наглухо задернул темные шторы. Затем постоял несколько минут в размышлении: «Если успею доложить Богнару… О-о, вот оно наконец настоящее дело!»
Стремительно войдя в спальню, Салонов сбросил рясу и переоделся в мирскую одежду.
Модный, английского покроя костюм, коротко и аккуратно подстриженная борода и не очень длинные волосы придавали ему вид человека, принадлежащего к артистическим кругам. Сунув в портфель наган, Салонов направился к черному ходу. Во дворе он осмотрелся, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, осторожно пошел в дальний угол. На Таможенной улице повернул налево и, дойдя до Екатерининской, направился по ней в сторону гостиницы «Гранд-отель». Еще издали штабс-капитан заметил, что свет в кабинете полковника Богнара горит, и ускорил шаг.
У самого здания Салонов увидел двух человек. Он понимал, что встреча у входа в управление контрразведки может быть не случайной, и прошел мимо. Затем быстро оглянулся и уверился в своей правоте: они стояли недалеко от ворот, делая вид, что прикуривают. «Это проверка… Стоило мне повернуть во двор „Гранд-отеля“, они пристрелили бы меня! – мелькнула у него догадка. – А может быть, я ошибаюсь?» Он решил обойти вокруг квартала и вернуться сюда. Несколько раз он оглядывался и напряженно всматривался в темноту. Свет фонарей выхватывал из тьмы бледные круги улицы. Ветер раскачивал деревья, создавая таинственную и зловещую игру света и теней. Где-то в глубине двора, мимо которого он проходил, раздался истошный крик женщины: «По-мо-ги-те!» Кто-то с кабацкой бранью догонял ее. Возле самой калитки преследователь настиг свою жертву. Нервы штабс-капитана дрогнули, и он бросился бежать к своему дому.