Последний крестоносец
Шрифт:
— Договорились, — ответил Чиун.
— За Пасдаран я не ручаюсь, — проговорил наконец аятолла. — На все воля Аллаха!
Мастер Синанджу нахмурился.
— Что он хочет этим сказать? — спросил Римо, когда генерал перевел ему слова имама.
— Просто способ уйти от ответственности, — объяснил Мефки. — Религиозные деятели уже не контролируют гвардейцев, которых сами же и напустили на страну, однако признаться в этом не смеют.
— Скажите ему, — заявил Римо, указывая на аятоллу, — что если гвардейцы попадутся нам на пути,
Генерал Мефки перевел, и на лице имама отразился неподдельный страх. Чиун был настолько этим шокирован, что не проронил ни слова.
Наконец аятолла принялся еле слышно бормотать себе под нос:
— Мы пустим ко дну американский флот в Персидском заливе. Настанет время, и мы накажем Великого Сатану, сначала здесь, а потом в его собственном логове.
— Он блефует, — объяснил генерал Мефки по-английски. — Все они одержимы чувством мести. Аятолла уже стар, беспомощен и знает это. Муллы поработили наш некогда великий народ, и теперь всего лишь вопрос времени, когда люди сбросят их иго. У меня есть предложение — на этом мы закончим аудиенцию, а вы отправитесь выполнять свой долг. Даю вам слово, что мы не станем вмешиваться — ни на что большее в этой стране рассчитывать не приходится.
Чиун, судя по лицу, сильно расстроенный происшедшим, приблизился к аятолле и, склонившись над подносом с чаем и пирожными, отвесил имаму глубокий поклон.
— Да продлит Аллах дни вашей жизни, — сказал Мастер Синанджу, выпрямляясь. — Мы уходим, чтобы выполнить поручение нашего императора.
Слабым взмахом руки аятолла дал понять, что отпускает посетителей.
Снаружи, уже стоя на лестнице, ведущей в здание парламента, Римо спросил Чиуна:
— Зачем ты поклонился этой старой развалине?
— В дань уважения.
— Так ты его уважаешь?
— Ровно настолько, чтобы успеть плюнуть имаму в чай, — пожал плечами Чиун и, пока Римо смеялся, обернулся к генералу Мефки: — Я ищу торговца коврами по имени Масуд. Может быть, вы о таком слышали?
— Конечно. Пройдите две улицы на север, потом сверните направо. Но разве вы не торопитесь, чтобы помешать высадке изменников?
— Времени еще достаточно, — отозвался Чиун. — Пойдем, Римо.
Они двинулись по улице, проходя мимо мечетей с голубыми куполами, под заунывные крики муэдзинов, созывавших верующих на дневную молитву.
— Я знаю, что ты задумал, — заявил Римо.
— Неужели?
— Угу. Мы идем за гвоздем. Ты считаешь, что если этот гвоздь преподнести крестоносцам в качестве подарка, они растеряются — ведь им не за что будет сражаться.
— Да, когда мы закончим с остальным.
— То есть как это?
— Сначала я покажу тебе, как нужно покупать персидские ковры, — загадочно ответил Чиун.
Мягкими неслышными шагами Мастер Синанджу вошел в магазин торговца коврами Масуда Аттаи.
— Как вы уже заметили, у меня множество превосходного товара, —
— Хочу показать сыну, как правильно выбрать персидский ковер, — сказал Чиун. — Смотри внимательно, Римо.
Он подошел к высившейся в углу стопке ковров.
— Чтобы понять, не сгнила ли ткань, нужно сделать вот так, — объявил Мастер Синанджу, взяв ковер за угол, и неожиданно резко дернул на себя. Ворсистая ткань резко хлопнула у него в руках.
— Понятно, — сказал Римо. — Этот звук означает, что ковер в отличном состоянии, верно?
— Да он насквозь прогнил! — воскликнул Чиун, подступая к хозяину лавки.
— Вы дернули слишком сильно! — парировал тот. — Попробуйте вот этот, превосходная ткань!
Масуд Аттаи снял со стены ковер для молитв и, сгибаясь под его тяжестью, развернул перед Чиуном.
Мастер Синанджу забрал у него ковер, как будто тот был не тяжелее носового платка. Внимательно осмотрев ворс, он растер на ковре плевок и поднес ткань к носу.
— Отбеливатель! — с отвращением проговорил он.
— Все современные ковры отбеливают, — ответил Масуд.
Чиун бросил ковер на пол.
— Я ищу не подстилку для ослика, а настоящую персидскую работу. Покажите мне самый лучший ковер.
— Понимаю, — отозвался Масуд Аттаи и исчез за занавеской, откуда вскоре вынес тяжелый голубой сверток.
— Это «ладик» — восхитительная вещь. Обратите внимание на повторяющийся узор из тюльпанов. И только ради вас отдаю всего за пять тысяч риалов, — сказал Масуд, расстилая ковер на полу.
Пока Чиун осматривал товар, Римо окинул лавку внимательным взглядом. На стене он заметил обтянутый крепом портрет аятоллы Хомейни, а над ним — тускло поблескивающую шляпку огромного гвоздя, к которому портрет был прикреплен ветхой бечевкой.
Обернувшись к Мастеру Синанджу, Римо заметил, что тот присел на корточки и кудахчет, изучая рисунок лежащей перед ним ткани.
— Неужели это ваш лучший товар? — спросил Чиун. — Какие тусклые цвета. Этот ковер словно... неживой.
Масуд Аттаи всплеснул руками.
— Вы действительно блестящий знаток! Я должен был понять это с самого начала! Это и вправду лучшая вещь в моем магазине, но, как и все ковры сейчас, он соткан из «табачи», шерсти с бойни. Вы правы, этому ковру не хватает искры жизни. Какая проницательность! Так вы его купите?
— Нет, — отрезал Чиун, поднимаясь на ноги.
— Во всем Иране не ткут сейчас ковров, лучше, чем этот, вы не найдете. То, что вы ищите, можно раздобыть только в музее или у частного коллекционера, а не у простого торговца, как я.
— Я в высшей степени оскорблен!
— Прошу прощения, но времена изменились...
— Тем не менее, вы можете загладить свою вину, — продолжал Чиун.
— Скажите — как?!
— Мне нужен вон тот гвоздь.
Масуд Аттаи взглянул в сторону портрета аятоллы и беспомощно развел руками.