Последний леший
Шрифт:
Уж как Нойдаку спасибо говорили, как кормили, как веничками специально собранными парили… Впрочем, самое вкусное — молоденькая вдовушка с телом, как только испеченная пышечка — это вкусное-превкусное все-таки Сухмату досталось. Оно и понятно…
— Этот рыцарь давно здесь лежит, никто ничего не взял, — сказал мальчуган.
— Я бы и не притронулся, он, знамо дело, заколдован, — добавил другой малыш.
Мальчишки привели наших героев посмотреть на то, что осталось
«Это» было заковано в железный, уже начавшим ржаветь, панцирь, на голове был глухой шлем с узкими прорезями для глаз, ну, прям ведро — ведром, только что с дырками. И руки, и ноги были в железе, не было ни одного местечка, где виднелось бы тело того, кто был внутри доспехов.
— Влах хотел взять меч себе, — рассказывал мальчик, — только дотронулся — его синим огнем и ударило. Потом Влах лежал, посинел, но — оклемался! И больше никто не трогал…
— Да, хороший меч, — согласился Сухмат, — но я чужого оружия не возьму.
— Рукоять широкая, для обоих рук назначенная, — отметил Рахта, — я бы такой опробовал бы с удовольствием, но у мертвеца не возьму. Тем боле — заколдован… Нам колдовства и так хватает, лишнего не ищем!
Нойдак оказался смелее всех. Он вытащил заветный гарпун и, держа его за один конец, подцепил острием шлем мертвеца.
— Ба! Да он совсем сгнил… — с каким-то разочарованием отметил Сухмат.
— А почему мух нет?
— Известное дело — заколдован…
Нойдак опустил шлем, так чтобы лица мертвеца не было бы видно. Зачем пугать мальчишек лишний раз.
— Надо бы ему костер погребальный соорудить, — заметил Рахта, — все же воин…
— У них в обычаях — в земле хоронить, — возразил Сухмат, — видишь — крест на груди?
— Да чего зря болтать, — спохватился Рахта, — все одно… Заколдован, не притронешься!
— А может, колдовство уже прошло?
— Ну, попробуй, если охота! А мне — нет!
Сухмат некоторое время задумчиво разглядывал мертвеца, качал головой, наконец, высказался, так и не притронувшись к чужим броням.
— Да и доспехи у него маловаты, ни на меня, ни на тебя не сошли бы. А Нойдаку, может, и в самый раз. Будешь, колдунище, носить такой панцирь?
Нойдак в испуге замотал головой.
— Оно и правильно, ты в таком наряде и с земли не встанешь, — сказал Сухмат, — а брать меч у мертвеца я не хочу… Кабы сам его убил — другое дело!
Богатыри ушли, не оглядываясь, что нельзя сказать о Нойдаке, много раз робко оглядывавшегося на брошенного мертвеца в железной одежке.
— Ну как, Нойдак, жалеешь, небось, что из Киева уехал? Хорошо в Киеве было? — домогался до молодого колдуна Сухмат. Он специально притормозил коня, чтобы побалакать
— В Киеве было хорошо, — согласился Нойдак, — Пироги в Киеве вкусные, и женщины веселые, и пиво…
— А вино?
— Вино — нет! — замотал головой колдун, — Нойдак любит пиво, а не вино!
— Пиво все любят, — заметил Рахта рассеянно, — а Киев, известное дело, город большой…
— Киев — город большой, — закивал Нойдак, — самый-самый большой!
— Ну, есть и побольше, — заметил Сухмат.
— Больше Киева? — не поверил северянин.
— Куда как больше! — подтвердил Сухмат, — есть Царьград, в нем людей — больше, чем волос у тебя на голове, есть Багдад, там людей и вовсе не счесть…
— Ты Сухматия слушай, слушай, — поддакнул Рахта, — он витязь бывалый, где только не побывал, чего только не повидал, ты его слушай, он тебе та-ко-го понарасскажет!
— А что, скажешь, Царьград — не большой город? — рассердился Сухмат, — Где это я сейчас байки рассказываю?
— Все еще впереди! — уверенно заявил хорошо знавший побратима Рахта.
— Я только правду молвлю!
— Конечно, правду… — кивнул Рахта, — Только не начинай снова о ковре-самолете, в который была завернута черноокая красотка со станом, как у осы, и с таким же норовом, верно!
— Насчет характера этих смуглянок ты точно заметил, — заулыбался Сухмат, — и в каждом большом граде их было не счесть…
— И все только и смотрели на русского богатыря?
— Не все, но многие! — заявил Сухмат самодовольно, — А в большом городе — большой выбор!
— А как знать, большой город или небольшой? — Нойдаку в голову, как всегда, начали приходить мысли организационно — систематизирующего характера.
— Вот в Багдаде мне один торговец халвой объяснил… — начал было Сухмат.
— А что такое халва? — перебил Нойдак, почувствовав, что слово было произнесено с какой-то слюнкой, почти как, скажем, мед…
— Это лакомство такое, одним Сухматием пробованное, — Рахта был не в духе, — Сухматьюшка — он в странах заморских был, шербет пил, халву едал, да сарацинок баловал, — Рахта показал руками, как именно баловал местных красоток его побратим, — и так он там местным понравился, что решили они оставить его у себя, а для этого надо было его малость пообрезать… А он, глупый, решил, что не малость, а поболе!
— Хватит глупости болтать! — по тому, как вдруг рассердился Сухмат, можно было сделать вывод, что не все в насмешках Рахты — выдумка.
— Отчего же глупости? — пожал плечами Рахта, — Ты расскажи-ка нашему колдунище, что с тобой сделать хотели, когда в серале среди жен царских поймали? И что потом было?
— Что было, что было… — недовольно огрызнулся Сухмат, — То и было, что каменщиков вызывали, стены заново отстраивать!
— А стены, как известно, богатырь может переломать лишь с бо-ольшого испуга! — заключил Рахта.