Последний леший
Шрифт:
Богатыри молча посмотрели друг на друга. Видно, обоим стало немного стыдно — стоило только подумать. Уж если даже их ведунок-дурачок догадался…
— Ладно, поехали, — сказал, наконец, Рахта, а потом, вздохнув, добавил, — ох уж ты Нойдак…
Нойдак отошел для своих личных дел подальше от дороги. Но присесть не успел. Потому как увидел прямо перед собой огромную волчью морду. Волк! Волк? Да эта морда была размером с медвежью, а огромные, налитые кровью глаза указывали, что перед северянином предстал совсем не простой зверь…
— Волк-брат, волк-отец, — забормотал Нойдак заклинание, — у нас один род, одна кровь…
— Нет, мы не одной крови! — зарычал волчище, —
— Оборотень! — заорал Нойдак, наслушавшийся немало рассказов о людях-волках, живущих по всем русским лесам. Может, это и какой ведун обратился, али князь, такой, как Вольга — кто его знает. Да и не все ли равно, кто тебя сейчас слопает!
Все эти мысли пронеслись стрелой в голове у Нойдака, а сам он уже удирал во всю прыть, крича: «Рахта! Сухмат! Оборотень!». Но разве в силах человек удрать от волка? Само собой, вот, волчище уже совсем рядом… Но, возможно, заветные слова и не были совсем уж лишены оснований, может, в роду Нойдака и впрямь были волки. По крайней мере что-то подсказало ему, что надо пригнуться. И только он наклонился, как над ним пролетело в прыжке серое тело исполинского волка. Оборотень мгновенно развернулся, но все же потерял мгновение — видно, удивил его Нойдак. А что северянин? Да в нем и впрямь пробудился не охотник, а зверь. Нойдак вдруг сам кинулся на оборотня и… вцепился зубами в черный нежный нос волка, причем закусил его не на шутку. Оборотень оторопел, ему было, вероятно, отчаянно больно, ведь у всех зверей нос — чувствительное место, а у тех, кому обоняние заменяет кучу других чувств — и подавно! Волчара попытался покрутить головой, но Нойдак еще сильнее сжал зубы. Будь оборотень сейчас в человечьем обличье — плохо пришлось бы ведуну, но враг бы сейчас волком, и его лапы были отнюдь не лапами рыси или росомахи, это были довольно бесполезные в таком положении волчьи лапы…
А потом оборотень завыл. И замолк, а голова его как-то вдруг оказалась внизу, висящей в зубах Нойдака. Ага, это подоспевший Сухмат аккуратно отделил богатырским мечом волчью голову от туловища. Нойдак долго не мог разжать зубы — челюсти не хотели слушаться.
— А хватка-то у нашего ведунка не хуже, чем у моего пса! — не совсем удачно пошутил Сухмат.
— Охота тебе деда за нос кусать! — бросил подоспевший Рахта.
Только тут Нойдак обнаружил, что в его зубах зажат нос уже совсем не волчий. Ведун разжал зубы, по земле покатилась голова бородатого старика. А рядом лежало тело — грязное, в крови…
Засаду впереди углядели богатыри практически одновременно.
— Нойдак, держись между нами, — приказал Рахта.
— Там, на дереве, не зверь, а охотник? — спросил Нойдак, вглядевшись в листву могучего дуба, стоявшего у самой дороги.
— Да, охотник на людей, — подтвердил Рахта.
— Неужели они не полезут?
— Кто? Те, которые в кустах? — переспросил Нойдак.
— А ведун-то наш совсем не плох, — заметил Сухмат, — посмотрим, каков он окажется в бою!
— Сейчас не посмотрим, — заметил Рахта, — не полезут…
— Ужель побоятся? — вздохнул Сухматий, — У меня так руки чешутся.
— Нет, не полезут, — повторил Рахта.
— Ну, хотя бы пара оплеух, — с надеждой молвил богатырь.
Перед приостановившимися богатырями стояли трое с дубинами — здоровые бородатые мужики, не по лету тепло одетые. Нельзя было сказать, чтобы они загораживали дорогу — так, стояли скромненько поодаль, у обочины. Они бы, само собой, и не стали бы выходить, да Рахта приказ дал громким голосом — пришлось…
— Так вы что, никак тати лесные? — спросил богатырь.
— Нет, что ты, добрый молодец, — сразу начал отбрехиваться самый здоровый из них, по всей видимости, атаман, — мы — добрый люди.
— А
— Да по дрова.
— А дубины тогда зачем? — продолжал придираться Рахта.
— А, дубина, — сказал атаман, пряча свое оружье за спину и смущенно краснея, — это так, от лихих людей…
На этом сцена могла была бы быть и закончена, но точку поставил тот, кто сидел на дереве. Нойдаку просто стало интересно — продолжает ли он там сиживать, ведун поднял голову кверху и неожиданно встретился взглядом с засадником, смотревшим вниз с удивлением и страхом одновременно. Когда разбойничек понял, что страшный колдун — а в глазах лесного человека любой ведун, ехавший в компании с богатырями представлялся уже страшномогучим ведунищем-колдунищем — увидел его, то с испугу так и свалился вниз. Но не разбился, само собой — страх страхом, а привычка прыгать с дерева осталась при нем и ноги-руки сами сделали свое дело. Но едва очутившись на земле, разбойник бросился со всех ног удирать куда глаза глядят. Это как бы послужило сигналом — у остальных разбойников не выдержали нервы и они, побросав дубины, бросились кто куда…
— Когда же я, наконец, подерусь? — пожалобился побратиму Сухмат.
— Так чего ждал? Начинал бы! — пожал плечами Рахта.
— Я первым не умею…
— Нойдак тоже сильный, — заявил ведун, — Нойдак лихого человека испугал!
— Еще бы, — согласился Сухмат, — я и сам тебя порой боюсь. Ты ко мне ночью не подходи, а то увижу спросонья, подумаю — вот он, Виюшка, по мне с подземли явился…
— Хорошо, Нойдак не будет подходить ночью, — Нойдак, как всегда, воспринимал все шутки серьезно.
Перед сном, у костра, вновь вспомнили утреннюю встречу. У Нойдака не было никаких сомнений насчет того, что богатыри просто побили бы этих разбойничков, как коты — мышат. Или проехали бы мимо без какого-либо вреда. Ведь он сам наблюдал однажды удивительную — с непривычки тогда еще в Киеве — сцену. Шли они втроем, а впереди — драка. Да не простая, а стенка на стенку, кулаками в неистовстве машут, кровь из разбитых носов и так далее… Что же богатыри? Нет, обходить не стали, но и в драку ввязываться — тоже. Просто продолжали идти вперед, прямо в гущу дерущихся. Нойдак шел между Рахтой и Сухматом и подумывал, что ему может прийтись не сладко — любой из махавших сейчас киевлян одним ударом зашиб бы северянина. Но, странное дело, народ, продолжая махать кулаками, как бы расступился перед богатырями. Кругом шел бой, а Рахта с Сухматием прошли через разгоряченных парней, даже и не прикоснувшись ни к одному из них. Нойдак оглянулся — драка замкнулась за ними, едва богатыри вышли из толпы продолжавших дубасить друг дружку добрых молодцев…
А богатыри, между тем, обсуждали проблемы «как бы, да с кем бы подраться» и жалели, что кругом народ такой мирный да пугливый.
— Мне так просто с этим всегда не везло, — сказал Рахта, — я уж когда хари эти разбойничьи углядел, так сразу и понял — сегодня помахаться не придется.
— Ну, тебе, известное дело, не везет, — согласился Сухмат, — но так твое невезение и на меня перекинулось — раз с тобой вместе едем?
— Да, тебе надо было бы одному вперед — может, и подрался бы!
— Вряд ли, — засомневался Сухмат, — тот, что наверху сидел, предупредил бы…
— Ладно, не плачь, найдем мы тебе, с кем подраться, — успокоил друга Рахта, — может, даже и мне побороться с кем придется…
— Или не придется, — сказал Сухмат, — тебе после того случая с толстяком Довшаном не везет на это дело. Сглазил он тебя, точно! Эй Нойдак, ведаешь ли, как сглаз борцовский снять? А то моему другу теперь соперника найти себе непросто.
— А что так?
— Да вот, иногда хочется побороться, да не получается, — вздохнул Рахта, — это, точно, Довшан-пехлеван мне судьбы испортил!