Последний леший
Шрифт:
— Сама ты дура! — ответила Полина и замахнулась мечом, — Тебе ж ясно сказали — от живой руки не умрешь, а я мертвая!
Лихо Одноглазое, кажется, так и не успело понять смысла слов Полины, а, может, и успело, да было поздно. Опустился меч, разрубив чудище на пополам, потом поднялся и снова опустился, и так раз за разом, пока не остались на траве одни мелкие кусочки.
В тот момент, когда богатыри вдруг почувствовали, что их больше ничего не держит, руки-ноги свободны и они могут вновь стать хозяевами своей судьбы, оказалось, что Полина уже ушла. Вдали послышался стук конских копыт и звон металла.
— Полина! Полинушка! — звал
Было ясно, что призывы богатыря бесполезны, да и в ушах наших героев до сих пор слышались слова девушки: «А я мертвая!». Но ни Сухмат, ни Нойдак удерживать и увещевать Рахту не стали.
— Смотрите, други, она сползается! — вдруг закричал Нойдак, указывая пальцем на разрубленные части Лиха.
Богатыри на миг оцепенели. Действительно, и голова, и руки с ногами начали как-то колдовским образом перемещаться по направлению к разрубленному телу. Всем стало ясно, что случится, коли тело страшилища соберется вновь. Первым опомнился Рахта, попросту подцепивший перебирающий пальцами обрубок руки мечом и отбросивший его подале. Что дало лишь временный эффект — рука вновь поползла обратно.
Что было делать? Лихо явно не хотело убираться с этого света. Были ли силы, способные сейчас помочь нашим героям? Или им нужно было просто брать ноги в руки и удирать, пока чудище вновь не ожило? Но это — путь трусов, а не витязей отважных… К тому же, побратимы как-то слышали сказку о том, как Лихо преследовало обидчика, пока не настигло его. Значит, надо было что-то делать, вернее, сделать с этими обрубками. Может, просить богов? Но кого? Перун бы помог, но как после всего этого просить громовержца? Вот Сварожич, бог Света Белого, тот бы точно помог, он всегда против сил темных, с царства змеиного приползших, помогает, да око его плотно облаками на небе прикрыт, не увидит и не услышит!
— Брат огонь! — вскричал Рахта.
— О брат мой огонь, Сварогом на спасенье нам даденный, — начал приговаривать Сухмат, сразу начавший разводить костер, — отец наш огонь, тепло дающий, в холод спасающий, мужчинам силу дарящий, от зла уберегающий! Приди Огнь-Сварожич, приди ко мне и нам помоги! Я — живой и ты — живой, а живой живому брат, приди и от Лиха спаси!
Нойдак, не знавший, что говорить в таких случаях, помогал делом, подтаскивая сушняк. Рахта продолжал бороться с ползающими по полянке кусочками Лиха, не давая им собраться воедино. Наконец, костер заполыхал. И в него полетел первый обрубок.
Удивительно, но огонь охотно взял себе руку Лиха, прямо-таки пожрал ее… А потом туда же полетели обрубки ног, голова — яростно клацавшая зубами, вторая рука, пытавшаяся схватиться — в последней попытке выжить — даже за острый меч. И вот чудовища не стало. Не осталось ничего, только горстка пепела, который сразу же разлетелся по ветру.
— Вот пускай теперь Вий с нею и разбирается, — заявил Сухмат мстительно.
— Неизвестно, кому еще будет при этом плохо, — заметил Рахта напоследок.
Вечером, перед самым сном, Нойдак почувствовал подле себя присутствие Духа. Он уже давно научился чуять своего невидимого друга даже тогда, когда тот молчал.
— Это была Полина? — спросил Нойдак, — В тех железных одеждах?
— Да, Полина, — подтвердил Дух как ни в чем не бывало.
— Мертвая?
— Да, мертвая.
— А если мертвая, то почему же она ходила, говорила и дралась?
— А почему бы мертвым и не походить, да не поговорить? — ответил Дух недоумеваючи.
— Ладно, —
— Где был, там меня уж нет, — хихикнул Дух.
— А все-таки?
— Много будешь знать, скоро состаришься!
— И это надо же! — удивился Нойдак. Кажется, его Дух из милого мальчика начал превращаться в наглючего подростка…
Глава 12
Рахта встал в то утро первым. Поскольку речка была рядом — а эту близость богатырь всегда нутром чуял — можно было по-человечески умыться. Как и все русы, Рахта исполнял обычай утреннего умывания неукоснительно. Правда, бывало — в степи — что умыться было нечем, только что ладонями глаза протереть. Но то — в степи дикой, а тут — речка рядом. Можно поплескаться вдоволь, потом — разбудить побратима Сухматьюшку, да проследить, чтобы и Нойдак умыл харю свою колдунью.
Речка так и манила. Богатырь сбросил с себя одежду и с разбегу прыгнул в воду. Поплескался, помыл глаза, щеки, за ушами, шею… Совсем другое дело, теперь — можно и дела великие вершить! Когда умывание было закончено, и Рахта поднял голову чуть повыше уровня реки, то заметил, что вокруг что-то изменилась, вернее, появилась вроде бы какая-то тень. Да, в самом деле, что это такое с ветки дерева, что на бережку выросло, свешивается — такое необычное?
С ветки свешивался огромный рыбий хвост, покрытый крупной чешуей. Каждая чешуйка представляла собой как бы небольшое зеркальце, и в каждом из этих зеркалец отражалась удивленная физиономия богатыря. Поднимая глаза все выше, Рахта обнаружил, что чешуя постепенно мельчает — чем дальше от огромного хвостового плавника — тем мельче и мутнее, постепенно переходя в совершенно чистую, с зеленоватым оттенком, кожу. А вот и руки, и голова с длинными, тоже — зелеными волосами. Да, на ветвях сидела самая что ни на есть настоящая пресноводная русалка, точнее — речная — у тех, что живут в омутах окраска темнее, и чешуя ничего не отражает. Рахта слышал и о морских русалках — у тех волосы синевой отдают, да и кожа — с голубоватым оттенком. Но все это были знания, так сказать, чисто теоретические, а наяву богатырь увидел русалку впервые в жизни…
— Как звать-величать тебя, добрый молодец? — спросила речная дева.
— Рахта, а тебя?
— А меня просто русалкой зови.
— Что, имени у тебя нет? — удивился Рахта, — Как же можно без имени? Бедная…
— Имя у меня есть, богатырюшка, есть, вот только людям его открывать нельзя!
— Узнав твое имя, власть над тобою приобретешь? — участливо поинтересовался Рахта, — Злого человека бережешься?
— Нет, сказки все это! — заявила русалка, — Просто обычай у нас такой…
— Обычай? Понятно, — кивнул Рахта.
— Скажи мне, могучий Рахта, красива ли я?
— Ты прекрасна!
— Красивы ли мои глаза?
— Твои очи зеленые, волшебным светом озаренные, прямо в душу мою заглядывают, все внутри меня освещая…
— Как хорошо говоришь ты, — замурлыкала водяная дева, — расскажи еще чего-нибудь обо мне!
— Лицо твое прекрасно, как свет месяца ясного, оно как солнце сияет сейчас надо мной, а волос краше твоих не видал я отроду… И стан твой тонок да гибок, и груди твои манят и зовут, столь совершенны они и прекрасны. Нет никого на свете краше тебя, — русалка совсем уже разомлела, — кроме моей Полинушки, конечно!