Последний мамин урок. Непридуманная повесть
Шрифт:
Блажен, кто верует!
Сентябрь
Вечером звонила мама. Она сообщила, что ей пришел счет за переговоры.
– Посчитала, я двадцать шесть раз разговаривала с Петрозаводском. Этого не может быть! Не говорили ли твои дружки по моему телефону?
Я назвал своих друзей, кто мог зайти к ней.
– Нет, Саша не мог звонить по моему телефону, – отвечала мать. – И Валера ко мне не заходил. Но я не могла столько раз набирать телефон. Не могла! – кричала она
– Хорошо, записывай! – почти крикнул я в ответ.
– Буду записывать!
Каждый свой разговор она заканчивает денежными делами. Теперь объектом ее нападок стала Нина Павловна, бывшая подруга, у которой недавно утонул сын. Со слов мамы, та задолжала ей 3 тысячи рублей. Позже эту цифру она уменьшила до тысячи.
Но, прощаясь по телефону, мама, как и прежде, спрашивает, как поживают мои дети, Нина. Передает им привет и просит приезжать к ней в гости. Она ведь была необычайно гостеприимной. К ней всегда заходили люди на чай. Помнится, мой средний брат Володя однажды приехал из Украины с семьей. Прихватил знакомых показать Карелию. Мать распределила все спальные места в доме. Кормила-поила гостей каждый день по три раза. Позже рассказала мне:
– Я так однажды устала, что прилегла вечером на раскладушку и всю ночь проспала без матраса и одеяла.
Ей тогда уже было за 80.
А ведь гостеприимство, кроме всего прочего, требует огромного труда. В полной мере я почувствовал это, когда умерла мама.
Мама последним готова была поделиться, при этом не преследовала никакой корысти или выгоды. Она любила людей. Такими зачастую бывают испытавшие лихолетье войны.
Октябрь
Утром звонила мама. Слабым голосом сообщила, что ей плохо, вызывала «Скорую помощь». Потом сказала:
– Еще чуть полежу и встану топить печку. В доме холодно…
– А что, вам еще не дали тепло? – спросил я, встревоженный. В доме сохранилось централизованное отопление, установленное еще леспромхозом.
– Нет, – ответила она. Потом снова стала рассказывать, как забыла свой паспорт у Нины Павловны, ругала ее слабым голосом. Я просил ее сдать в понедельник анализы в больницу и взять направление в госпиталь для Ветеранов.
Мама капризничала, говорила:
– Поселковый терапевт ничего не говорила мне насчет путевки. Может, я и не поеду в госпиталь…
Меня разобрало зло.
– Тогда тебе больше путевки не дадут! – почти крикнул я в трубку.
– Вот как! – расслабленным голосом отвечала мне мама. Ей был в радость мой крик. Хоть так с ней разговаривают.
Потом я звонил социальному работнику, просил проследить, чтобы мать сдала анализы. Между прочим поинтересовался:
– А тепло дали в дом, где живет мать?
– Да, еще 1 октября, – ответила работница. – В ее квартире тепло, даже душно.
После таких слов меня захлестнула обида, но подумалось: «Ведь, сгущая краски, мать хочет призвать
Сегодня рано утром мама позвонила мне в Петрозаводск и сообщила:
– У меня нет денег! – И дальше в категоричной форме: – Когда ты приедешь?
– Я приеду в воскресенье.
– Сегодня у нас что?
– Пятница.
– Ну, за три дня я не сдохну…
Я бежал под проливным дождем на родник за водой. Пронзила мысль: «Поселковый врач давно поставила маме неутешительный диагноз (старческое слабоумие) и всячески отстраняется от нее, как бы давая мне понять: занимайся своей матерью сам!».
Соседи тоже намекают на это. Мол, с ней небезопасно жить. Может сжечь дом. Одна Людмила, социальный работник, советует оставить ее дома:
– Она чистоплотная, решает кроссворды, обстирывает себя.
Да еще соседка Маша говорит, что матери лучше жить дома. У Маши есть опыт, долгое время жила со свекровью. Она знает, что говорит.
На машине я везу маму в Петрозаводск. Мама поминутно беспокоится о коте. Кот после смерти старшего сына для нее полноправный член семьи.
– Кто Рыжика будет кормить?
– Маша, соседка.
– А ключ мы кому оставили?
– Соседям.
– Ах, я с Марьей Трофимовной не попрощалась.
– Ничего страшного, мы еще не раз вернемся домой.
– Ох, цветы! Маша будет поливать?
– Да.
– Хорошие у нас соседи. Я всегда со всеми ладила. Знаешь, когда моя мама умирала, она говорила мне: «Катя, лучше бы ты умерла. Я бы тебя нарядила, как куколку. А то я умру, как тебе будет житься?» Мне тогда 12 лет исполнилось…. Может, вернемся? Оставишь меня. Зачем я вам в Петрозаводске? Хлопоты вам доставлять буду.
Я объясняю:
– Мы освободили тебе спальную комнату. Внук взрослый, без лишних слов перешел в гостиную, перенес туда свой любимый компьютер. Не беспокойся. Найдем тебе еще в Петрозаводске бодренького старичка. Будете жить да поживать.
– Да уже теперь не надо никакого старичка, ни хорошего, ни плохого. Когда Иван Ильич (отец) умер, мне предложение делал Юрий Александрович. Помнишь его?
– Они, кажется, в Аконъярви жили.
– Да он мастером в лесу работал. Высшее образование. Выпивать, правда, любил. Настя с детьми уехала, а он остался. Один жил, пообносился, голодный. Наш Саша привел его. И он мне предложение сделал. На 10 лет меня моложе был. Я отказала. Он после этого уехал к Насте в Красноярский край.
– Она что, из Сибири?
– Да. Потом Настя писала оттуда: Юра утонул в Енисее. Вот и Вова наш (средний сын) уехал на Украину и лежит там, в земле, один. Я ему, когда он уезжал, говорила: «Вова, оставайся. Ты же родился здесь. Я помогу тебе гражданство оформить». А он подумал и отвечает: «Мама, у меня там семья». Уехал и пропал.
По дороге мы вспоминали Сашу, как он умер. Мама корила себя, что не оставила его дома, когда был выбор. Я успокаивал ее, как мог, говорил:
– Он бы и дома пил.