Последний министр – 3
Шрифт:
Все они решали – пользоваться как им казалось выгодно подворачивающейся ситуацией, или продолжать сидеть сложа руки.
Когда Протопопов докуривал уже вторую сигарету, к нему на улицу вышел Курлов. В отличие от Александра Дмитриевича, который вышел на мороз на легке (как мы помним он хотел остудиться), Курлов оделся.
Встал рядом.
Тоже закурил.
С минутку помолчали, покурили, наблюдая за движением народа у моста. Там первые поддатые смельчаки пытались спрыгнуть на лёд реки (как бы они оттуда выбирались – другой вопрос, но по пьяни мало кто задумывается
Не получалось.
Пока.
Потому как полицейские все менее проявляли рвение.
– Неожиданно, конечно, – наконец, Курлов нарушил тишину.
– Ты про что? – откликнулся Протопопов.
– Про Алексеева так то. Я не думал, что он так рано начнёт наглеть.
Протопопов почувствовал, что говоря эти слова, Курлов косится на него. Поворачиваться к Павлу Григорьевичу Александр Дмитриевич не стал.
– Я полагаю, что это твоя ошибка Саша, что ты наехал на послов, – продолжил Курлов. – Без них мы бы ещё выиграли время и смогли бы поработать с развязанными руками.
– Ну посмотрим, ошибка или нет, – Протопопов не стал спорить. Не к чему. Но ошибкой он свой поступок точно не считал.
– Посмотрим, – Павел Григорьевич докурил, выбросил папироску. Посмотрел несколько секунд на толпу по ту сторону моста. – Минут двадцать и мои ребята начнут их пропускать. Ты точно уверен, не переусердствуем?
– Уверен, Паш.
– Ладно, – Курлов поёжился на морозе. – Ты ещё долго здесь будешь стоять? Все трое уже в камере. Фотограф пришёл. Протоколы допроса подготовлены. Все как ты просил.
– Докурю и иду.
Павел Григорьевич кивнул и кутаясь в пальто, забежал обратно в помещение.
Протопопов не шелохнулся.
Может Курлов был и прав, до Алексеева наверняка дошло, как вконец обезумевший министр внутренних дел поступил с господами высокопоставленными послами из Англии и Франции. Тут легко предположить, что как только Палеолог и Бьюкенен окажутся в безопасном месте (подальше от Федьки Каланчи, державшего их на мушке в Петрограде ) они тотчас закатят жуткий политический скандал со всеми вытекающими.
Это опять же скажется на союзнической конференции, которая начнётся через пару дней тоже здесь в Петрограде. И возможно на пересмотре ряда ключевых моментов во взаимоотношении России и союзников, особенно в сфере финансовой. Кто и какой союзник нашей стране, Протопопов хорошо знал уже по прожитой жизни в своём настоящем теле. И подобная реакция Англии и Франции не будет удивительной от слова совсем.
Неизвестно, как происходило сейчас, но в оригинальной истории прямо в эти часы иностранные участники конференции пребывали в Петроград из замечательного города Мурманска, в эти годы называемого Романов-на-Мурмане. Не исключено, что на подъезде в город Палеолог и Бьюкенен уже нажаловались главе британской делегации лорду Милнеру и главе французской делегации – министру колоний Думергу.
Ну-ну.
Погоняв ещё с минутку мысли в своей голове, Протопопов пришёл лишь к тому выводу, что с подобными непростыми ситуациями он в своей прошлой жизни сталкивался не раз. И
Поэтому ничего, выберемся.
Тут главное – отчетливо осознавать, что времени для манёвра остаётся все меньше, а значит действовать придётся быстрее и точечно. Учитывая нюансы, потому как, например, вполне может оказаться, что удержаться на должности министра получится в лучшем случае до завтрашнего вечера. Если его не снимут уже сегодня по требованию иностранных делегаций, то завтра это сделает Алексеев с пометкой о государственной измене.
Ну ничего, время Протопопов привык использовать рационально и ковыряться пальцем в носу он не станет ни за что.
Ну а начинать следует с самого простого – требовалось получить понятные обоснования своим действиям при Думском погроме, которые бы этот самый погром объясняли. Насколько это поможет далее – это уже другой вопрос, но постелить себе перину надо.
Как говорил один человек – Для того, чтобы высечь искру разума из барана, его надо высечь.
Вот этим Протопопов и планировал заняться прямо сейчас, заходя обратно в помещение тюрьмы.
Чуть ли не в дверях Протопопова встретил Голицын, весь мокрый, бледный.
– Прошу за мной, Николай Дмитриевич, наш выход, – бросил Протопопов, направляясь прямиком к камере.
– З-зачем? Вам плевать на то, что Алексеев послал Государю императору телеграмму? – изумился Голицын.
– Идёмте, мне нужен такой свидетель как вы, я задам уважаемым арестантам всего один вопрос, а вы засвидетельствуете ответ, чтобы потом им не удалось отказаться от своих слов, – продолжил Протопопов на ходу. – Все это нужно именно потому, что мне далеко не плевать.
Голицын не ответил, он был все ещё бледен и даже напуган, но за Протопоповым пошёл.
Зашли в камеру, куда накануне завели сразу троих горе-революционеров.
Гучков.
Чхеидзе.
Керенский.
Все трое сидели за столом с недовольными рожами. А Гучков к тому же держался за проломанную руку. Этому холод шёл только на пользу, потому что оказавшись в тепле, поломанная кость жутко разболелась и причиняла Александру Ивановичу дискомфорт.
Напротив стола за которым сидели арестанты, стоял фотограф с фотоаппаратом, который был вызван в камеру по распоряжению Протопопова. Надпись на шильдике фотика гласила: «Iосифъ Покорный. Петровка 5. Москва». У стены стояли полицейские, следившие за тем, чтобы высокопоставленным арестантам не вздумалось чудить.
А чудить Гучков, Керенский и Чхеидзе, похоже, были не прочь. По крайней мере при виде министра внутренних дел тотчас стали возмущаться:
– Заканчивайте этот театр!
– Вы что с Милюковым сделали?!
– И вы Голицын с этим мерзавцем заодно?!
Протопопов не счёл нужным отвечать (хотя Голицын при упоминании своей фамилии меньшевиком Чхеидзе изрядно напрягся) и остановился в центре камеры.
Покосился на полицейских, и кивком, не говоря лишних слов показал им на выход. Протоколы правда забрал.