Последний Мост
Шрифт:
— Получился ты там всё равно хреново, — добавила Пастушка. — Так что не надо думать, что мне было легко.
— К чему всё это, а? — простонал Крысолов. — Зачем мы здесь беседуем при свечах, зачем ты говоришь о каком-то уважении? Всё равно же будете пытать, чтобы высосать хоть какую-то информацию. Вот и сосите.
— Нет, не хочу, — покачал рыжеватой головой Шелор. — Мне кажется, мы и без пыток можем обойтись. Я очень боюсь слишком сильно надавить, потому как видел, на что вы готовы. Ты, вот, тоже запасся на такой случай. Нашли у тебя в сумке.
Меж большого и указательного пальцев Верного появился кусок чёрного камня с алыми прожилками.
— Мы бы хотели обойтись без этого, — уверял тем временем Шелор. — Но, если иначе нельзя, скажи слово — и я вложу её тебе в рот. Только не кусаться, хорошо?
— Чего ты хочешь?
— Конечно же, узнать всё, что знаешь ты. Я хочу выяснить, где вы прячетесь и почему вас никто не ловит. В чём ваш секрет? Мне интересно, как вы работаете, где вербуете новичков и ищете клиентов. Кто этот ваш Настоятель?
— А взамен что? — Ладаим постарался дерзко оскалиться. — Ты же сам нашёл руду у меня в сумке. Если не захочу говорить — найду способ замолчать.
— Чего и боюсь, — в очередной раз кивнул Шелор. — Смерть тебя не пугает, потому и предлагаю сделать всё по-честному, насколько у нас это вообще принято. Расскажи мне, что знаешь, и уйдёшь отсюда спокойно. Свои обратно не примут, но я помогу тебе переправиться к штольням. Холмами можно уйти в Алледан и спокойно жить там. Что скажешь?
— Спокойно мне уже точно не жить.
Крысолов тяжело дышал, и лязг цепей терзал его слух при каждом движении. Он не знал, кто ещё видел портрет и кому Броспего мог отдать другие рисунки. И всё же Ладаим понимал, что лишь чудо позволит ему вернуться в Лисий Приют и остаться в живых. Последние дни показали, что Фарахшатаим не благоволила тивалийцу, и надеяться на неё было глупой затеей. В такой ситуации побег за холмы, в Алледан, казался не худшим вариантом.
— Поверь, там у меня всё налажено, — продолжал тем временем Верный. — Только кому из наших засветит герцогский каземат — мы его отправляем в Алледан переждать полгодика. У меня пара своих лодочников на лето и один знаток того, где на Сальмене лёд потолще. В тех холмах нет ничего страшного — разве что скальные коты гуляют. Тут тебе не Астарилы перейти — всё давно протоптано лазутчиками с обеих сторон. Там, за холмами, есть шахтёрский город Люведенн, по типу нашего Станбаля. Заплатишь караванщикам, которые известняк возят — и довезут с ветерком до Граденна, а оттуда — хоть в Годаран, как потеплеет. За свежий летт можешь три-четыре аллена выменять. На первое время точно хватит. Что скажешь?
— Скажу, что уже давно бы пил ежевичное вино в Меренфольде, если бы всё было так просто, — тивалиец не мог отвести глаз от дрожащего огонька свечи в руке Пастушки. — Как думаешь, Шелор, мы от хорошей жизни ужинаем красной рудой, когда что-то идёт не так? Содагар, быть может, вас и не найдёт за Алледанскими холмами. А вот Настоятель — очень даже.
— Он даже в Собачьей яме никого найти не может, — Майна рассмеялась так, что свеча чуть не потухла. — Двое ваших в холодной земле, ещё один — на цепи в подвале, а Лисьей кавалерии не видать.
— Она, конечно, преувеличивает, — проговорил Шелор. — Но я тебе правду говорю: Лисам осталось не так долго. Мой друг
«Как Химера собирался похоронить его дочь, — подумал Ладаим. — Чудесно».
— И всё же вам придётся непросто, — произнёс Крысолов уже вслух. — Это вы за стену не выползаете, а у Настоятеля люди есть везде. Думаешь, я тебе расскажу, где Лисий Приют, а вы всех по одному перережете? Три Лиса в год — обычные потери. Заденете четвёртого, и тогда Настоятель вмешается. Мы убиваем баронетов, купцов и жрецов Далёкой Звезды со времён герцога Авлара, и никто нас ещё не поймал. Перейдёшь черту — и вас самих побросают в Собачью яму.
— Свежо предание, — Шелор старался держать благодушный вид, но Ладаим заметил, как стиснулась его острая челюсть. — Я даю тебе честный выбор — твоё дело, принять его или нет.
— Мы же оба понимаем, что нет тут никакого выбора. Ты не можешь знать, что я скажу правду о Приюте, а я не верю, что ты меня отпустишь, ещё и поможешь укрыться, раз боишься даже цепи ослабить.
— Упрямый сукин сын, — Верный звучно выпустил воздух через губы. — Ладно, не хочешь, так не хочешь. Потухни тут ещё, а попозже у тебя будут гости. Пойдём Майна, там Клим рёбра закоптил. Нам больше достанется, раз Лис не проголодался за день.
Шелор оставил дверь в подвал приоткрытой, чтобы Ладаим мог сам убедиться, насколько ароматными получились яства. Его живот ответил гулом и словно пытался вырваться из скованного тела. Тивалиец отгонял мысли об измене Приюту, но те находили лазейку и проникали в его ослабший разум.
Он бы соврал, если бы сказал, что не задумался над предложением Шелора. Теперь путь к обители Кваранга превратился для него в тропу к эшафоту, дорогу в один конец. Разговоры о безграничном влиянии Лис на всей Большой Земле он слышал с того момента, как молодой вербовщик впервые привёл тивалийца в сырое подземелье. Наверняка, обиженный Настоятель, будь он Кранцем или кем-то ещё, мог найти его и в шахтёрском приграничье Алледана, но едва ли его хватка там была столь же сильной, как в Басселе. Вот только туда ещё нужно было добраться.
Беспокойная дрёма сменялась ещё более тревожной явью. Шелор забрал все свечи с собой, так что Ладаим не мог и гадать, сколько времени прошло с их разговора. Он продолжал ждать обещанных гостей. В мыслях сами собой проявились образы бывалых палачей, знающих, как вытянуть любую информацию из пленника. Вот только и к такому раскладу Приют готовил своих подопечных.
Крысолов не любил вспоминать эти уроки, но даже спустя годы они всплывали в его снах. Коршун ответственно подходил к пыткам, и каждому ученику пришлось испытать их на себе. Ещё не окрепших Лисят кололи и щипали, резали и подвешивали за ноги. Со временем учителя переходили к более серьёзным инструментам, чтобы показать молодёжи, как ощущается сломанный палец. Чаще всего Ладаим вспоминал весенний урок, после которого его ноготь едва смог отрасти к Жатве.
К приходу гостей тивалиец был готов, но они всё равно смогли его удивить. Ещё одно забытье спустя дверь подвала с грохотом распахнулась, ослепив его резким потоком света. Бахрей с ещё одним верзилой не без труда спустили по крутым ступеням деревянное кресло. На нём, словно царь Анорский на паланкине, восседала измученная женщина. Когда-то она, наверняка, была красивой, но сейчас её худая фигура с мешками под грустными глазами внушала лишь жалость. Ноги дамы были крепко привязаны к ножкам кресла и подложенным под них доскам.