Последний несчастный
Шрифт:
Мама родилась в очень бедной семье, но доступность социальных сетей сыграла с ней злую шутку: с детства, насмотревшись в них картинок от популярных блогеров, она начала мечтать о «красивой и богатой» жизни, и мечта эта в ее случае со временем не угасла под давлением суровой реальности, как это происходит с абсолютным большинством юношеских фантазий – а наоборот, разрослась до идеи-фикс…
Но поскольку ни условий, ни возможностей для реализации такой мечты не было – семья Эвелин не могла оплатить дочери никакое образование – ей пришлось сразу после школы пойти работать на единственный в городе завод, производивший спортивное оборудование. А вскоре она вышла замуж за Питера Уилтона – такого
И в этом ее выбор оказался удачным – Питер проявил себя человеком активным и деятельным. За несколько лет он дистанционно закончил колледж и начал постепенно продвигаться по служебной лестнице; и кроме того, благодаря общительности и природному обаянию, приобрел вес в заводском профсоюзе. А его председателем стал, когда Честеру исполнилось 8. На этом посту отец неизменно демонстрировал искреннее внимание и участие к человеческим проблемам, чем снискал всеобщее уважение и признательность; и поэтому три года назад был избран членом Городского Совета, а полгода назад – мэром города.
Выборы мэра пришлось тогда проводить экстренно и досрочно: предыдущий глава, мистер Каннингем, подал в отставку по довольно постыдной причине. Его 18-летний сын, накачавшись наркотиками, насмерть сбил машиной человека; да еще и вместе с со своими, такими же безмозглыми, дружками спрятал тело в лесу, так, что полиция нашла его только через неделю…
Весь этот путь Питера Уилтона наверх, не особенно быстрый, но уверенный и безошибочный, сопровождался, конечно, ростом семейного достатка и благополучия. Спустя десять лет после свадьбы семья переехала в новый дом в престижном районе – к огромной радости Эвелин, которая уволилась с работы, чтобы полностью посвятить себя хозяйству и воспитанию сына.
Наконец-то она могла примерить роль успешной состоятельной женщины. И эта роль почему-то прочно ассоциировалась в ее сознании с аристократическим происхождением. Разумеется, похвастаться таковым она не могла, но за создание этой иллюзии – и для себя самой, и для окружающих – взялась с незаурядным рвением и кипучей энергией…
Во-первых, при покупке дома именно этот мать выбрала сама – потому, что он соседствовал с домом леди Патрисии Маквей, про которую всем было известно, что она – самая настоящая графиня. То обстоятельство, что леди Патрисия, 60-летняя вдова, носила исключительно джинсы, косуху и бандану, бодро гоняла по городу на мотоцикле, а по вечерам в местном пабе распивала виски и горланила песни в компании байкеров, Эвелин ничуть не смущало – она считала, что аристократы имеют право на собственные милые причуды. Графиня не устояла перед неподдельным восхищением новой соседки – и вскоре они стали подругами, периодически приглашавшими друг друга на чай.
Во-вторых, Эвелин приложила максимум усилий, чтобы стать центром светской жизни города – и это ей успешно удалось. Приемы, собиравшие местный бомонд, все культурные и благотворительные мероприятия организовывались исключительно по ее инициативе и под ее руководством; все полезные личные и семейные связи были сосредоточены в ее руках.
В-третьих, она закончила курсы по этикету и после этого превратила жизнь семьи в торжество безупречного аристократизма – во всех отношениях. В доме господствовала роскошь неоклассики – молдинги и лепнина, мрамор и позолота, бархат и шелк, тяжелые шторы, большие зеркала, картины, ковры и даже несколько статуй. А его обитатели строго соблюдали правила стиля и распорядка: классическая одежда в любое время суток, завтрак, обед и ужин по расписанию, за необъятным столом с белоснежной скатертью, массивными подсвечниками и салфетками в кольцах.
Ну и в-четвертых – колоссальное количество времени и сил миссис Уилтон посвящала идеальному воспитанию сына…
Которое
Глава 2. Отчаяние
И поэтому с каждым годом у Честера все чаще и чаще появлялось физическое ощущение удушья.
Мать в его отсутствие наводила порядок в его комнате, попутно роясь в вещах. Под разными предлогами выпытывала пароли от аккаунтов в соцсетях. Сама ежедневно отвозила его в школу и встречала после уроков. Сама выбирала одежду – например, для учебы считался подходящим исключительно классический костюм с пиджаком и галстуком. Ежедневно проверяла домашнее задание и содержимое сумки – разумеется, сшитой в стиле классического делового портфеля…
День Честера был расписан по минутам: школа, занятия большим теннисом с персональным тренером, игрой на фортепиано с персональным преподавателем, иностранными языками – французским и немецким – с персональными репетиторами. Возможные претенденты на роль друзей проходили строгую оценку миссис Уилтон: и либо отвергались сразу, либо, что случалось крайне редко, все же «утверждались» – но вскоре «отваливались» сами, поскольку времени на общение с ними в таком плотном графике у Честера просто не оставалось. А к подростковому возрасту «проблема» рассосалась сама собой: претенденты постепенно перестали и появляться…
Ну, а венцом всей этой системы воспитания был, разумеется, «родительский контроль» – во всех его возможных проявлениях: и в виде ограничения просмотра и скачивания контента на смартфоне и ноутбуке, запрета на доступ к большинству интернет-порталов и сайтов, и в виде отслеживания местонахождения. Приложение работало по принципу «семейной группы» – по которому ограничения на гаджеты ребенка устанавливаются со смартфона родителя, и поэтому обойти контроль – изменить настройки, создать другой аккаунт или отключить – было невозможно. Все, что мог Честер – иногда просто выключить смартфон, при этом осознавая, что такой поступок грозит ему вечерним допросом с долгими, выматывающими душу объяснениями и оправданиями…
Сначала, в младших классах, чтобы попасть на «запрещенные» интернет-ресурсы, он просил смартфоны у приятелей; но с годами это вызывало все большее раздражение – и у тех, кто одалживал, и у него самого. К тому же таким образом всей школе стало известно, что самая жесткая форма «родительского контроля» установлена именно у Честера. Этот факт вызывал разные реакции – от презрения до жалости, что, конечно, очень усложняло отношения со сверстниками и вообще существование в школе. Совсем изгоем в своей подростковой иерархии он все-таки не был – сказывался авторитет отца, которого в городе искренне уважали; но и активно дружить и сближаться с ним либо опасались, либо считали занятием слишком сложным и утомительным. В результате чаще всего он пребывал в молчаливом и мрачном одиночестве. На дальней периферии – как физически, так и в смысле вовлеченности в дела и заботы одноклассников. И знал, что многие еще и втайне смеются над его матерью, называя ее «душнилой» и «застрявшей в 18 веке»…
Ну конечно, дома он протестовал. Когда тиски идеальности начали сжиматься всерьез, были и попытки донесения своего возмущения и несогласия, в том числе с бурными эмоциональными выплесками, и затяжные конфликты, и хлопанье дверями, швыряние смартфона и даже побеги в близлежащий лес. Были попытки попросить помощи у отца – но тот, вечно занятый работой и общественной деятельностью, лишь качал головой и рассеянно советовал слушаться мать…
Сопротивление продолжалось несколько лет, до тех пор, пока однажды, во время очередной яростной ссоры миссис Уилтон не упала на диван, схватившись за сердце и закатив глаза. «Скорая» приехала быстро…