Последний несчастный
Шрифт:
После выписки из больницы родители объявили сыну, что мать серьезно больна, и любое волнение может стоить ей сердечного приступа. Конкретный диагноз при этом почему-то озвучен не был. А одышка и головокружение начинались у нее почему-то исключительно при спорах с Честером – никакие другие факторы не вызывали подобных симптомов… И он сдался.
Таким образом, борьбу за свою свободу он проиграл. И с тех пор ему осталась лишь бессильная, безнадежная покорность. Терпение, словно тяжкий груз, согнуло плечи. А непрерывная боль тонко, остро, филигранно точила, разъедала в нем все живое и настоящее…
Но его чувства никого ни интересовали.
Хотя, по мнению миссис Уилтон, пределов совершенство не имело. И поэтому в реальности Честера продолжали появляться все новые и новые правила, инструкции и ограничения…
А своего апогея тирания достигла после трагедии, случившейся с предыдущим мэром. Мысль, что от поступков детей напрямую зависит репутация отца, его карьера, а следовательно – благополучие семьи, завладела матерью всецело, снова лишив покоя и став ее основным страхом. На Честера посыпалась очередная порция запретов и предписаний – после которой ему разрешалось разве что дышать. Последние полгода буквально каждую секунду его оценивали, одергивали, критиковали и держали под прицелом пристального грозного взгляда…
И он уже из последних сил выдерживал, тащил на себе это чудовищное напряжение несвободы. Единственным светом в конце его персонального черного тоннеля оставалась только слабенькая, эфемерная надежда на отключение родительского контроля – в день его 16-летия. Когда-то давно, в детстве, впервые настроив систему надзора, миссис Уилтон, отмахиваясь от его громких протестов, обронила фразу: «Отключу, когда тебе исполнится 16…»
И месяц назад он решился. Напомнил о давнем разговоре и спросил, может ли ожидать в день рождения такого подарка…
В ответ на вопрос мать нахмурилась и покачала головой:
– Честер, ну ты же понимаешь, что в детстве обстоятельства были другими. А сейчас, когда сын мистера Каннингема…
– Мама! – изо всех сил стараясь сохранить спокойный тон, возразил он. – Я – не сын мистера Каннингема! Я – другой человек!
– И тем не менее, – ее голос звучал сухо и категорично. – Десять лет назад я не могла представить себе будущую ситуацию…
– Мама, ты обещала. Обещания нужно выполнять, ведь ты сама меня этому всегда учила!
Она тяжело вздохнула.
– Хорошо, я подумаю, – и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
И вот сегодня, стоя у окна и давясь отчаянием, он прокручивал в мыслях диалог, случайно услышанный в кабинете отца. Она решила не отключать контроль. Решила не отключать… Свет погас. Слабенькая, эфемерная надежда умерла. И как будто умерло все – и весь мир, и он сам. Его кошмар не закончится. Еще как минимум два года…
«Он стал часто задерживаться из школы»! Да он задержался-то всего два раза! В первый раз в баскетбольной команде заболели два игрока, и ему вдруг предложили выйти на замену – не тренер, а сами ребята – а он даже не ожидал такого чуда… А во второй раз чудо было еще более невероятным – с ним заговорила Саманта, на какую-то учебную тему, а потом беседа расширилась и так увлекла обоих, что они и не заметили, как дошли до ее дома – расположенного довольно далеко от дома Честера…
Хотя, в глубине души он, конечно, понимал – даже если бы не было этих двух опозданий, контроль не отключили бы. Потому что причина – не в опозданиях. А в том, что мать больше
В оконное стекло ударили крупные капли – он почему-то не мог плакать, и, похоже, мир собирался заплакать вместо него. Хлестким холодом дохнул внезапно рассвирепевший ветер. Честер опустил раму, повалился на кровать и несколько раз ударил кулаком по матрацу.
Глава 3. Реджи
На следующий день в школе он привычно переоделся в туалете в джинсы и толстовку (он проделывал этот трюк ежедневно, прекрасно понимая, что в классическом костюме в коллективе сверстников просто не выживет), привычно забросил пиджак, галстук и брюки в свой шкафчик и отправился на урок. Но состояние его было не совсем привычным – вместо обыденной вялой апатии мозгом завладели напряженные размышления. Потому что ранним утром он проснулся с идеей, сверкнувшей, как всполох возродившейся надежды: «Надо сбежать!»
Честер мгновенно воспрял духом. Как же он раньше не догадался?! Нужно только обдумать детали…
В самом начале урока учитель представил новенького: «Реджинальд Маквей». А тот улыбнулся и весело уточнил: «Можно просто Реджи». Честер со своей последней парты мельком оглядел парня. Буйные, совершенно неуправляемые мягкие темно-медные кудри. Немного веснушек. Глаза синего цвета – настолько темного и глубокого, что он казался почти теплым. Улыбка – легкая и беззаботная. «Так улыбаются свободные люди», – почему-то пронеслось в голове…
Но через минуту Реджи уселся на указанное ему место, а Честер вновь погрузился в собственные мысли, забыв обо всем остальном.
Да, он сбежит. Лучше, наверное, завтра, рано утром, когда еще никто не проснется. Смартфон, конечно, придется оставить дома. Ну ничего, обойдется как-нибудь. Пойдет на железнодорожную станцию, расположенную за небольшим лесом, и уедет. Куда? К тете Вилме, двоюродной сестре матери, которая три года назад переехала в дальний северо-западный штат – ей там предложили хорошую должность. Почему именно к ней – потому что он помнит, как, живя здесь, тетя не раз пыталась хоть как-то образумить мать, убедить ослабить хватку контроля и всегда защищала его, Честера… Поэтому можно надеяться, что она его не выдаст… А уж он, со своей стороны, не будет ей в тягость – пойдет работать, хоть официантом, хоть курьером – да кем угодно, он на все готов, лишь бы вырваться из своей «клетки»…
Немного денег у него есть – иногда ему все-таки давали на карманные расходы, а он несколько последних лет ничего не тратил – терпеливо копил на второй смартфон. Нужная сумма еще не набралась, но на билет хватит.
А чтобы мать не волновалась и ее слабому здоровью ничего не угрожало, он оставит подробную записку: что с ним все в порядке, просто хочет пожить самостоятельно…
От всех этих планов его захлестнуло радостно-счастливое возбуждение, и в таком взбудораженном состоянии он провел целый день. Не замечая ничего вокруг, с трудом дождался конца уроков, на занятиях по французскому перепутал наклонения глаголов, на тренировке по теннису получил мяч в голову и нагоняй от тренера… Все было неважно – скорей бы дождаться вечера.