Последний несчастный
Шрифт:
Но все это уже не имело никакого значения. Свобода окончательно распахнула перед ним свои объятья.
– Ну что ж… Теперь я понимаю, кем был и что значил для тебя Реджи, – сказала Кира. Ее взгляд, еще влажный от недавно высохших слез, был наполнен искренним сочувствием.
– Спасителем. Ангелом-хранителем. Всем… – прерывисто выдохнул Честер.
– Судя по твоему рассказу, он был блестящим умницей, – слабо, одними уголками губ улыбнулась девушка.
– Был… Был!..
И снова боль, словно заточенная стрела, пронзила
– Есть… Еще… Успокоительное?
– Да, сейчас принесу, – Кира вскочила.
Она быстро убежала на кухню и через пару минут вернулась с той же розоватой жидкостью. Честер судорожно глотнул. Пожар в груди немного присмирел.
– Ты не хочешь открыть шторы? – девушка кивнула на окно.
– Нет, – он лихорадочно замотал головой. – Я не хочу смотреть на этот мир. Уже насмотрелся. И наслушался…
– Ты имеешь в виду то, что творится по ночам?
– Ну да. Ты тоже все это слышишь?
– Конечно.
– Я сначала вообще не мог спать. Но почти сразу стал затыкать уши…
– Я – так же.
– Сколько сейчас времени?
– Около полудня.
– Хорошо. А Реджи… Да, он был именно блестящим умницей. И именно он спасал нас всех, всех четверых в этом кошмаре…
– Как?
– О, об этом тоже нужно подробно рассказывать…
– Так мы же уже решили, что не спешим. Расскажи…
– Да… Наверное, мне это надо.
Честер на минуту задумался, упорядочивая события и чувства в собственной памяти.
– Скажи, а ты помнишь день, примерно два года назад, когда все это началось? Когда нам впервые сообщили эпохальную новость?
– О да, – усмехнулась она. – Помню прекрасно.
– Вот и я… Сам не знаю почему, но запомнил его с раннего утра, до мельчайших подробностей. Хотя в тот самый день как раз ничего особенного и не случилось! С него я и начну…
Часть 2. Всеобщее счастье
Глава 1. Журналистика
Прошло восемь лет.
Ясным погожим утром Честер проснулся в своей небольшой съемной квартире и сразу поднялся: ему предстояло ехать в офис редакции, побывать на оперативке и обязательно сдать статью. Молли, с которой они поженились полгода назад, ушла чуть раньше: она работала воспитательницей в детском саду, и на эту неделю выпала утренняя смена.
Он прошел на кухню, и при виде чашки капучино с сердечком, которую Молли, как обычно, оставила для него, непроизвольно улыбнулся и ощутил в сердце всплеск теплой нежности…
В лифте, куда он вошел, сверху, с 10 этажа, ехал только один Джастин – приблизительно его ровесник, худой, вечно взъерошенный и красноглазый от усталости сотрудник крупной консалтинговой фирмы. Он протянул руку, которую Честер пожал.
– Привет, Чес.
– Доброе утро. Как дела, Джастин?
Тот вздохнул, поправил очки и, взглянув приятелю прямо в глаза, выдохнул:
– Знаешь, Чес, я решился. Вот сегодня… Да, прямо сегодня
– Правда? Ну, это же отлично! Непременно поговори!
– Да. Я решился. Да.
Джастин занимал в своей фирме одну из низших должностей – и сказать, что он был перегружен работой, значило бы не сказать ничего. Днями и ночами, сгорбившись за рабочим столом, он разрабатывал для клиентов-юридических лиц стратегии развития, оптимизаций, маркетинга и продаж. Плоды его труда продавали вышестоящие менеджеры, а ему доставались крошечная зарплата, все возрастающий объем заданий и крайнее изнеможение…
И вот пару месяцев назад Джастину, осознавшему наконец, что долго в таком режиме он не протянет, пришла в голову блестящая идея: обсудить условия своего труда, а точнее – рабства, с руководством. Попросить о нагрузке, адекватной человеческим нормам, а возможно даже, о прибавке к зарплате. А затем очень, очень долго он настраивался и набирался смелости…
– Ты молодец, Джастин. Желаю тебе удачи.
– Спасибо, Чес…
Выйдя из дома, оба разошлись по своим машинам, на прощанье помахав друг другу.
Вскоре он был уже в офисе; приветствуя по пути коллег, добрался до своего места. Включил компьютер, открыл наброски статьи и, откинувшись на спинку кресла, быстро пробежал текст глазами…
Однако сосредоточиться не успел – сзади раздался робкий голос:
– Мистер Уилтон… Позвольте, пожалуйста, я уберусь… Я очень быстро…
Он обернулся: за креслом стояла Тереза – их офисная уборщица, невысокая, немного нескладная женщина лет сорока с ранними морщинами на блеклом, словно бы потертом, лице. Сконфуженно опустив взгляд, она торопливо пояснила:
– Я вчера вечером не смогла… Мистер Донован разрешил утром…
Честер внимательно посмотрел на нее:
– Что, муж опять буянил? Тереза, ну разве можно так жить? Когда ты уйдешь от него?
Всей редакции было известно, что муж Терезы, безработный алкоголик, периодически устраивал встряски жене и десятилетней дочери, с рукоприкладством и битьем немногочисленной посуды.
Она слабо улыбнулась, словно благодаря за сочувствие.
– Я уже скоро, мистер Уилтон… Я ведь коплю на съемную квартиру, но так дорого… Уже немного осталось. Через месяц – точно сниму.
– Тереза, мы же собирали тебе деньги.
– Да, мистер Уилтон, и я вам так благодарна! Но знаете, дочке кроссовки… Совсем не в чем было ходить. Еще курточку, еды немного… Но я точно накоплю! И в следующем месяце…
– Ладно, Тереза. Мой, конечно, я пока налью себе воды.
– Спасибо, мистер Уилтон…
Он отошел к кулеру, а когда вернулся со стаканом воды, Тереза уже закончила. Он снова уселся за стол, но посмотрел не на экран монитора, а в окно. Пейзаж был привычным – соседние высотки, сверкавшие стеклами, рекламные вывески, внизу, на улице – бурный поток машин. И почему-то вспомнилось, как он увидел редакцию в первый раз. Тогда, восемь лет назад, вчерашний школьник Чес, впервые окинув взглядом яркое, жизнерадостное, суматошное пространство, ощутил, мгновенно и счастливо, что это – его мир…