Последний ответ
Шрифт:
Если женщина, говорившая со мной по телефону, не удосужилась назвать мне адрес этого места, значит, на то имелись свои причины. Может быть, она дожидается меня именно там? Или же в музее дадаизма я замечу нечто такое, что и должен увидеть?
Пока я разыскивал Шпигельгассе, то бишь Зеркальный переулок, и дом номер один, у меня возникло ощущение, что именно та женщина, которая звонила мне, рассылала открытки с видами Кадакеса. Вероятно, я связал тот мелодичный голос с каллиграфическим почерком на конверте.
Вопрос, кто именно мне звонил
Я без труда отыскал дом с розовым фасадом. Название заведения было написано строчными буквами: «кабаре вольтер». Дверь оказалась открытой.
Хотя клуб и находился на одной из самых многолюдных улиц города, я для начала только просунул голову внутрь, чтобы осмотреться. На первом этаже пол был покрыт холстом с непонятными изображениями. Странный металлический артефакт сновал по ткани туда и обратно, производя причудливые резкие движения.
Заинтригованный увиденным, я решился войти и разобраться, что же тут происходит. Дверь, негромко скрипнув, захлопнулась за мной.
Прежде чем двигаться дальше, я осмотрелся. Внизу никого не было, если не считать девочки с голубыми волосами, которая жевала жвачку, стоя за крошечным прилавком, — там продавались футболки и плакаты.
Я подошел поближе к маленькому аппарату. Оказалось, что это просто движущийся робот. Механизм возвышался от пола не больше чем на десять сантиметров. Этот аппарат случайным образом передвигался по холсту, время от времени извергая из себя черную струю — таким образом создавалось абстрактное произведение. Робот напоминал мне конструкции Джексона Поллака, которые я видел в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
Этот забавный художественный перформанс чуть было не заставил меня позабыть, зачем я явился в кабаре «Вольтер». Я решил обратиться не к роботу-рисовальщику, а к единственному одушевленному существу, которое здесь находилось.
Продавщице сувениров мое появление, как видно, не понравилось. Девчонке еще и восемнадцати лет не исполнилось, уши ее были закрыты огромными наушниками. Музыка хип-хопа играла так громко, что вырывалась наружу.
Я довольно долго простоял перед девицей, пока она в конце концов не сняла наушники и не одарила меня неприязненным взглядом.
— Чего тебе? — спросила эта особа по-английски.
— Сувениры мне не нужны. Просто хочу задать тебе пару вопросов.
— Хватит и одного. Из-за тебя я пропускаю отличную песню. — Меломанка нахмурилась и в ожидании моего вопроса пригладила свои голубые косички.
Я пустился в объяснения:
— Несколько дней назад мне позвонила какая-то дама. Судя по голосу, уже в возрасте. Она назвала это место, поэтому я подумал, что она здесь работает… или хотя бы часто заходит в кабаре «Вольтер».
Девчонка выдула шар из жвачки голубого цвета, такого же, как и ее волосы; когда он лопнул, она изрекла:
— В чем тут, на хрен, вопрос?
По-видимому, эту шмакодявку наняли, чтобы провоцировать
— Вопрос в том, есть ли в этом музее, галерее или как там еще женщина, подходящая под мое описание.
— Нету.
Произнеся это слово, девчонка снова напялила наушники и увеличила громкость своего хип-хопа.
Удержавшись от желания тотчас залепить ей оплеуху, я снова посмотрел на робота-художника, который, казалось, с удвоенной силой взялся за роспись полотна. Его программа, по-видимому, вступала в решающую стадию: теперь он очень быстро сновал взад и вперед, выплескивая на холст чернила; повороты его были непредсказуемы.
Совсем растерявшись, я уже был готов покинуть кабаре «Вольтер», но неожиданно заметил лестницу, которая вела на второй этаж. Там располагался малюсенький бар — всего два кресла, кофеварка и автомат по продаже баночного пива.
Повинуясь порыву жажды, внезапно накатившей на меня, я решил купить баночку, высосать ее одним глотком и распроститься с этим кабаре.
Потратив пять швейцарских франков, я получил банку холодного «Хайнекена». С пивом я уселся в кресло, с которого мне открылась неутешительная панорама: робот-художник, старательно передвигающийся по холсту, и робот-тинейджер с голубыми кудряшками, во всем ему подобная.
— Насрать, — сказал я сам себе, хорошенько приложившись к банке с пивом.
Между двух автоматических аппаратов висел огромный постер с дадаистским манифестом Тристана Тцар'a: [21]
«Магия этого слова — ДАД'A,—
которая привела журналистов
к порогу непредсказуемого мира,
для нас не имеет никакого значения».
За этим текстом — несомненно, плодом интеллектуального рукоблудия — следовала еще сотня строк идиотизма, но читать дальше я не стал. В кабаре неожиданно наступила тишина — просто у робота закончился завод. То ли сели батарейки, то ли он завершил свой труд.
21
Тристан Тцара (настоящие имя и фамилия — Сами Розеншток, 1896–1963, Париж) — румынский и французский поэт еврейского происхождения, основатель дадаизма.
Я единым духом покончил с пивом и взглянул на полотно. Увиденное не оставило меня равнодушным:
ПЯТНИЦА
ПОЛДЕНЬ
БЕРН
РОЗЕНГАРТЕН
Уяснив, что три из четырех слов, изображенных роботом, были написаны по-испански, я понял, что послание предназначалось для меня.
Я бегом преодолел ступеньки лестницы, уставился на четыре слова, явственно проступавших посреди моря черных клякс, замер, затем решительным шагом направился в сторону девушки с голубыми волосами, которая все с тем же апатичным видом возвышалась над прилавком.