Последний ответ
Шрифт:
Пусть сопротивление японской армии было уже сломлено, для капитуляции хватило бы обычных бомбардировок, но президент Трумэн принял решение сбросить атомную бомбу в качестве «дипломатической акции».
Чтобы подготовиться к этому событию, 16 июля ученые из проекта «Манхэттен» произвели успешный взрыв плутониевой бомбы в пустыне штата Нью-Мексико.
Мое внимание привлекла подшитая Йосимурой статья об интригах, окружавших место падения «Малыша» — Хиросиму. Я просмотрел ее, а потом опять взялся за рукопись.
Поскольку взрыв урановой бомбы никогда ранее не
Существовала еще одна опасность, на сей раз стратегического характера. Бомба опускалась на небольшом парашюте, который должен был раскрыться на высоте шестисот метров от земли. Для этого предназначалось особо чуткое устройство, реагировавшее на атмосферное давление.
Скептики принимали во внимание, что в те годы примерно десять процентов бомб не взрывалось, добавляли к этому сложность устройства по раскрытию парашюта и высказывали немало опасений насчет того, что «Малыш» свалится на землю, не разорвавшись. Тогда японцам, обладавшим самыми продвинутыми технологиями, оставалось бы просто подобрать бомбу и сбросить ее на любой американский город по своему усмотрению.
Несмотря на весь риск, бомбы в Хиросиме и Нагасаки взорвались, как положено, вызвав великие потрясения по всему миру. Эйнштейн, ускоривший их создание, узнал о разрушительной мощности взрывов и превратился в энергичного противника ядерного оружия.
В 1950 году он обратился по телевидению к гражданам Соединенных Штатов с речью по поводу гонки вооружений между США и СССР:
«Мы сумели победить внешнего врага, однако оказались неспособны отказаться от порожденного войной мировоззрения. Невозможно достичь мира, если при каждом принятии решения будет учитываться возможный военный конфликт».
Прочитав до конца главу о проекте «Манхэттен», я заметил, что старый «боинг» уже поднялся в небо над аэропортом Лa Гуардиа. Я подумал, что мир не настолько изменился к худшему, как об этом принято говорить. День одиннадцатого сентября и всеобщая война с терроризмом казались детскими игрушками по сравнению с холодной войной, когда тысячи ядерных боеголовок угрожали стереть с карты планеты огромные города — быть может, все, притом одновременно.
Я запомнил слова одного военного обозревателя: «Вероятно, человечество насчитывает гораздо больше добрых людей, чем мы подозреваем, если, при наличии стольких бомб, были взорваны только две».
Проблема состояла в том, что ядерные заряды никуда не делись. С 1945 года в мире не стало меньше конфликтных ситуаций.
Пока я горестно раздумывал о мировых проблемах, Сара, успевшая вздремнуть, открыла глаза и посмотрела на меня с любопытством. Этот взгляд заставил меня вспомнить о голубых волосах Лорелеи. Хотя сводная сестра моей любимой женщины спасла меня от Павла, я все равно ей не доверял. Эта девчонка была вполне способна нажать на ядерную кнопку, окажись таковая в ее распоряжении.
А что до нашего расследования — она по-прежнему наступала нам на пятки. Я оглядел пассажиров самолета, убедился в том, что Лорелея не летит вместе с нами, однако
— О чем задумался? — спросила Сара.
— О Лоре. Несколько дней назад ты рассказывала мне о двух соперничающих группах. Вы, то есть «Квинтэссенция», ищете «последний ответ», чтобы разрешить все проблемы этого мира, а «Братство», в свою очередь, тоже пытается завладеть секретом Эйнштейна. На чьей же стороне твоя сестра?
Француженка задумалась на несколько секунд, потом ответила:
— Да ни на чьей. Она живет своей жизнью и преследует собственные цели.
— Тогда я не понимаю, отчего она гоняется за нами по всему свету. Просто потому, что оберегает тебя?
— Сомневаюсь, — буркнула Сара.
— Тогда что же ей нужно?
— Если речь идет о моей сестре, то ничего нельзя знать наверняка. Может быть, ты ей просто понравился, вот она и пытается убрать меня с дороги.
Я с изумлением уставился на свою подругу, а «боинг» тем временем постепенно начинал снижаться.
59
История про пустыню
Я выучился молчанию у речистого, терпимости — у нетерпимого и доброте — у недоброго, но, как ни странно, я не испытываю ни малейшей признательности к этим учителям.
Остаток пути до Каррисосо превратился в мучительную одиссею. В Миннеаполисе нам пришлось больше трех часов дожидаться самолета на Альбукерке, сам перелет прошел в жуткой тряске.
56
Халиль Джебран (1883–1931) — ливанский, американский философ, художник, поэт и писатель.
Когда мы наконец-то приземлились в самом крупном городе Нью-Мексико, было одиннадцать часов вечера. Около полуночи мы выехали из аэропорта на взятом напрокат «форд-фокусе». На этом автомобиле нам предстояло преодолеть почти двести километров, отделявшие нас от далекой деревушки, приткнувшейся посреди пустыни.
Загипсованная рука не позволяла мне вести машину, поэтому руль достался Саре. Мы быстро покинули город и вскоре уже ехали по голой равнине, конца которой не предвиделось. Шоссе уходило за горизонт, обрамленный скалами, голубыми из-за лунного света. Нам начинало казаться, что мы действительно путешествуем по спутнику нашей планеты.
Быть может, из-за позднего часа в это воскресенье — на самом деле уже понедельник, — с тех пор, как мы выехали за пределы города, нам навстречу не попалось ни одной машины. Был час ночи, а до ближайшего населенного пункта оставалось еще шестьдесят километров. От Сокорро начиналось шоссе на Каррисосо — еще один бросок километров на сто. Я как зачарованный созерцал лунный пейзаж.
— Я страшно устала, — пожаловалась Сара. — К тому же ночью у меня слабеет зрение.
— Не беспокойся. Вероятность столкновения с другой машиной на этой дороге минимальна, если только на нас не нападет твоя сестра.