Последний пир

Гримвуд Джонатан

— Сеньор Паоли знает о нашем визите?

— О да. Маркиз де Коссар его предупредил. Сеньор нас ожидает.

Элоиза откинулась на спинку, раскрыла томик Руссо, но очень скоро уснула. Во сне она была прекрасна, впрочем, как и ее брат.

Мы прибыли в Тулон даже раньше, чем планировали, и еще день ждали корабля и благоприятной погоды. На причале в Кальви, на севере Корсики, нас встретил полковник-гасконец, которому наш визит представлялся сомнительной и безрассудной затеей. Угостив его бутылочкой вина, я узнал, почему. Полковник Монтабан жил на острове последние десять лет: сперва его пригласили генуэзцы, потом он стал командовать местными

французскими наемниками. И все эти десять лет он пытался убить человека, с которым я намерен был вести переговоры. А это означало, что вряд ли Паоли мог принять меня с распростертыми объятьями.

— У нас есть охранная грамота, — сказал Арман, доставая из кожаного футляра свиток и передавая его Элоизе. Та развернула бумагу и протянула мне, я в свою очередь вручил ее полковнику. Он глянул на подпись и красную сургучную печать с изображением отрезанной головы мавра.

— Выглядит как настоящая. Будем надеяться, вы не попадете в лапы его врагов.

— У Паоли есть враги?

— Это же Корсика. Тут у всех есть враги.

Он взял у меня бутылку, удостоверился, что в ней ничего не осталось, и с печальным вздохом убрал ее со стола. Разгадав намек, я заказал еще вина. К вину принесли оливки и хлеб. Оливки были несвежими, хлеб — черствым, а вино еще хуже прежнего. От такого уксуса во Франции воротят нос даже простые солдаты. Я принялся оглядываться по сторонам, гадая, зачем полковник привел нас в такое место.

— Надежное заведение. Хозяин — француз, — прочитав мои мысли, пояснил Монтабан.

— Думаете, он не станет трепать языком?

— Он не попытается отравить меня, и на том спасибо, — вздохнул полковник. — Вы мало знаете о наших краях, не так ли? — Он произнес эти слова с искушенной тоской человека, который давным-давно приехал в чужую ненавистную страну, однако полюбил ее всей душой и оттого уже не может покинуть. Именно таким тоном Жером рассказывал мне о жизни при дворе — и в ужасе таращил глаза, если я предлагал ему уйти в отставку.

— Сплошные убийства, засады и похищения, — сказал полковник. — Купцы — воры, а крестьяне еще хуже наших. Парламент Паскаля Паоли наглядно показывает, что происходит, если дать адвокатам волю. Я выделю вам охрану.

— Мы должны приехать одни. Таков уговор.

Монтабан открыл рот, чтобы возмутиться, но вместо этого залил в него вина. Я поблагодарил полковника за советы, кивнул своим спутникам, и мы удалились. Несколько человек проводили нас взглядом. Я чувствовал их спиной, когда мы пересекали площадь с высохшим фонтаном посередине. Первым шел Арман.

— Нам туда.

У фонтана нас ждали три осла и мальчишка-оборванец. Рядом у прочерченной на земле линии стояли несколько стариков и бросали тяжелые деревянные шары в воротца, стараясь попасть по шару меньшего размера. Игроки не обращали на Армана никакого внимания, когда тот подозвал мальчишку.

— Шпионы, — шепнула мне Элоиза.

— Я думал, мы поедем в карете…

— Потом — да, — пообещала она. — Но до цитадели лучше добраться на ослах. — Она имела в виду огромную крепость на вершине скалы у самого берега моря.

— Мы едем в цитадель?

Она с улыбкой помотала головой.

— Якобы. На ослах придется ехать около мили, не больше. Затем пересядем в телегу. Все продумано.

— Кем?

— Сеньором Паоли.

Пришлось поверить ей на слово. Прощаясь, Жером сказал, что Арман и Элоиза знают, куда и когда мне ехать. Моя задача — произвести хорошее впечатление, покорить Паоли

своей искренностью и честностью. Я — маркиз, добрый друг дофина, но при всем том люблю простую одежду и разговоры на простые темы. Я хотел объяснить Жерому, что кулинария не так уж проста, но он уже стал разглагольствовать о том, как рад будет Паоли со мной познакомиться.

Мальчишка, погонявший ослов, изредка бил их хворостиной по крупу, но, как правило, они припускали вперед от одного его взгляда. Солнце пекло головы, воздух был напоен ароматами трав: тимьяна, майорана, мяты, можжевельника и жимолости. Столь пышной и разнообразной растительности я не видел даже в собственном саду. Ворота, ведущие в главный штаб французских военных сил, располагались прямо на склоне горы, и мы не столько въехали в них, сколько вскарабкались.

— Уже скоро, — пообещала Элоиза. На лбу у нее выступили бисеринки пота, а под мышками появились темные круги. Поскольку вокруг никого больше не было, я снял парик и держал его на вытянутой руке, как труп небольшого зверька. Наши ослы наконец въехали в оливковую рощу и пересекли мостик, за которым нас ждали телега и лошадь. Если бы на дороге было движение, они бы его остановили. Вокруг — только красная земля, скалы цвета старых костей, остролистые растения и жесткая трава. Я невольно подумал, что французская власть здешним жителям наверняка не указ.

Через пятнадцать минут моя догадка подтвердилась. Наша телега повернула за угол и врезалась в скалу. Возчик выругался — одно колесо угрожающе съехало с тропинки — и тут же поднял руки вверх. Путь нам перегородили три человека в масках и с пистолетами наголо. На склоне я заметил силуэты еще двух, вооруженных мушкетами. Они что-то рявкнули возчику, тот слез со своего места и растянулся лицом вниз на красной земле. К нам обратился главарь.

Я думал, ему будет отвечать Арман, но заговорила Элоиза — пылко и на незнакомом языке. Если это был корсиканский, то она знала куда больше нескольких слов, как утверждала в начале пути. Элоиза кивнула брату, мне и наконец произнесла имя Паскаля Паоли. Главарь обвел нас внимательным взглядом и взмахом пистолета приказал Элоизе и Арману сойти на землю. Когда Элоиза замотала головой, он вскинул пистолет и положил палец на курок.

— Стойте! — взмолился Арман и под смех главаря силком стащил Элоизу на землю.

Главарь внимательно осмотрел меня с головы до ног, задал несколько вопросов моим спутникам, которые теперь стояли на коленях, и начал жаркий спор со своими друзьями. После одного особенно злобного взгляда в мою сторону я понял, о чем они спорят: убивать меня прямо теперь или немного подождать. В такие моменты — когда мир замирает на грани резких перемен — меня охватывает безотчетный и всепоглощающий фатализм. Я помню красные цветы, подобные брызгам крови на серых скалах. Помню каменные пирамидки на вершинах крупных валунов — дар горным богам или памятники?

Те же спокойствие и неподвижность охватили меня, когда я понял, что Виржини умерла. Если б не они, я бы поборолся за свою жизнь — все-таки меня кое-чему научили в академии, мечом я орудовал неплохо. С другой стороны, у трех бандитов на дороге были пистолеты, у двоих на скале — мушкеты, а у меня не было ничего (на этом настоял Паскаль Паоли, он запретил мне брать даже меч). Подняв глаза, я встретился взглядом с разбойником.

— Имя? — спросил главарь. Он говорил по-французски, но с могучим акцентом марсельского трактирщика.