Последний поход
Шрифт:
Виктор рассмеялся и покачал головой.
– В этой жизни, - твердо сказал он, - если и есть обида, то исключительно на себя.
– Правда, не сердишься?
– не поверила Светка.
– Абсолютно.
– Странный ты, - заметила официантка, искоса поглядывая на него, - я за тобой давно смотрю. Не такой, как все.
– Ну-у-у, - смешался Виктор, - сколько тебе лет, малая?
– Девятнадцать, - нехотя ответила Светка и добавила с вызовом, вскидывая голову: - Я совсем не малая! Скоро двадцать исполнится!
"А мне скоро
– На вид не больше шестнадцати, - засомневался он.
– Двадцать, двадцать, - черные бровки упрямо двинулись к переносице, и не подумай, с парнем, которого ты видел, я только потому хожу, чтобы другие не приставали.
– А он не пристает?
– Нет, он тихий. Мы с ним даже не целовались ни разу, - сказала Светка и покраснела.
Виктор скептически хмыкнул и пожал плечами:
– Очень даже зря. Странно, если кто-то нравится, то обязательно следует целоваться.
– А кто тебе сказал, что нравится?
– возмутилась Светка и... убежала.
"Совсем ребенок", - подумал тогда Егоров, глядя, как Маленькая Мэрилин нарочито обходит его стороной и подчеркнуто не замечает.
Вскоре они помирились, хотя, в принципе, и не ссорились.
Вернувшись, Егоров нашел на столике все заказанное. Он быстро хватанул водки прямо из горлышка и окинул взглядом кафе. Дурашливая мошкара носилась возле разноцветных лампочек, крестом нависающих над площадкой. Юноши все откровеннее выказывали отношение к спутницам, вплотную придвинув к их стульям свои и кладя руки на плечи девушкам.
Из больших черных колонок плыла мягкая, нежная музыка, под которую так хотелось любить и быть любимым. Столики постепенно освобождались. Молодежь, да и не только она, парочками, взявшись за руки или обняв друг друга, уходила то ли к морю, то ли туда, где так призывно звенели цикады.
Наступало время исключительно для двоих, когда им не нужен никто, кроме друг друга. Лишь Виктору некуда было торопиться.
Светка вновь подошла, неся на тарелочке пирожное.
– Это лишнее, но приятно. Спасибо за заботу.
Девичьи щеки облил румянец.
– Я сейчас, - сказала официантка и исчезла.
На этот раз ее не было долго. Зато потом у Виктора выкатились глаза, а присутствующие мужики, все до единого, повернули головы.
Светка сняла передничек и еще туже затянула поясок на легком платьице. Она резче оттенила глаза и подкрасила губы более темной помадой, вероятнее всего, чужой. Волосы взбила и расчесала так, что свет причудливо ломался в них, и от этого они казались пышными и воздушными.
В руке девушки был бокал с красным вином.
– Забастовка?
– Нет, просто девочки сказали, чтобы отдыхала. Они у нас такие хорошие. Прямо вытолкали меня. Давай, Витя, за столик свободный перейдем?
– Твой друг не закатит скандал?
– Он уже давно не друг, - радостно сообщила Светка.
– Не выдержал испытания
– Да!
– засмеялась официантка.
Девушка сноровисто убрала стол, протерла его чистой влажной тряпкой и напоследок принесла маленькую тарелочку под пепельницу.
– Жаль. Хороший был парень, - сказал Виктор, устраиваясь поудобнее.
– Есть и получше, - засмущалась Светка, отводя глаза.
– Конечно, - согласился Егоров, поднимая стакан.
– За что пить будем? Если не ошибаюсь, это у нас первая совместная пьянка.
– Да. Так за что?
Виктор пожал плечами.
– Пусть каждый выпьет за что-то свое, - сказал он после некоторого раздумья, вспоминая Ирину.
Лицо его при этом скривилось, потому что представил Егоров сейчас ее вновь в чужих объятиях.
Светка погрустнела, сморщила носик, но все-таки сделала маленький глоточек.
Виктор молча барабанил пальцами по столу. Официантка разглядывала бокал так, словно видела его впервые.
– О чем думаешь?
– не выдержав затянувшейся паузы, спросила она.
– Так, о разном, - нехотя ответил Виктор.
– А ты убивал?
– внезапно прошептала Светка, подаваясь вперед.
– Что-о-о?!
– опешил Егоров, который именно на войне заметил странную особенность: чем дольше и напряженнее думаешь о чем-то, тем быстрее отголоски твоих мыслей передаются окружающим, причем не только подчиненным солдатам, но даже врагу. Поэтому, находясь в тех местах, где душары могли оказаться рядом: на прочесывании кишлаков или же когда подразделение "садилось на тропу", лейтенант, подробно пройдя все этапы операции на базе, приказывал бойцам как можно сильнее расслабляться и не гнать страхом ожидания "волну о себе", напрягаясь лишь в минуты непосредственного боевого столкновения.
Сейчас Виктор смотрел на собеседницу совершенно ошалелыми глазами: ему все это время казалось, что он прекрасно скрывает свои чувства от окружающих.
– Ну, - замешкалась, испугавшись, Светка, - у тебя татуировка на левой груди: патрон, а под ним значки какие-то. Я заметила однажды. Я знаю, что это: ты был в Афганистане. У нас парень со двора тоже там служил. У него такой же патрон. Он всем показывает, когда пьяный. Хвастается. Говорит, что был в этом, как его, ну, таком секретном отряде, который каждый день на этих, как его, заданиях. И с парашютом он прыгал. Раз тысячу. Прямо на басмачей.
– Не верь, - сказал Егоров, - не было там парашютов. На горы прыгать шею свернуть. Врет он все. Не воевал он.
– А ты откуда знаешь?
– Кто воевал, тот молчит. Всегда!
– А ты?
– Что я?
– Воевал?
Виктора вдруг охватила ярость, да такая, что ему показалось: еще чуть-чуть, и он ударит Светку.
– Не терпится с убийцей познакомиться, - прошипел он, сжимая пальцами бутылку, - чтобы потом ходить и всем об этом рассказывать?
– Н-н-нет,- съежилась Светка.