Последний полет «Жар-птицы»
Шрифт:
Удивленный посетитель еще какое-то время смотрел на закрытую дверь, переваривая информацию и пытаясь еще что-то спросить. Затем он понимал, что человек за дверью продолжает наблюдать за ним, оставаясь невидимым. Это на самом деле очень неприятное ощущение, будто тебя просвечивают рентгеном, и через какое-то время где-то внутри тебя, в районе живота, начинает расти гнетущее чувство беспокойства. Когда это чувство достигало высшей точки, человек вдруг спохватывался, будто задавал себе вопрос, а что я делаю перед этой дверью, и поспешно отходил, с испугом озираясь на серую, и, в общем-то, ни в чем не повинную
В общем, у этой категории граждан попасть за эту дверь не было никаких шансов.
Иногда, осенью или весной, в период психического обострения, к двери подходили другие люди, чаще всего мужчины пенсионного возраста с каким-нибудь значком коммунистической направленности на лацкане засаленного пиджака. Эти вели себя нагло. Стучали кулаком или палочкой в дверь, найти кнопку домофона им было очень сложно, и требовали открыть ее, так как они хотели рассказать доблестным чекистам о готовящемся заговоре. Если пенсионер оказывался крепким и выдерживал у двери от тридцати до сорока минут, то дверь бесшумно открывалась, и его впускали внутрь. Впрочем, через десять шагов пенсионер упирался в другую, еще более прочную, бронированную дверь. Оглядевшись, он соображал, что находится в некоем предбаннике, небольшой комнате без окон, с мягким диваном и журнальным столиком.
Открывшие дверь, это всегда были мужчины среднего возраста, спортивного телосложения, в строгих костюмах при галстуках, предлагали вошедшему присесть и рассказать, что же его привело сюда. Пенсионера выслушивали, и все, что он говорил, аккуратно записывали в толстый журнал, который лежал на журнальном столике. Потом у пенсионера спрашивали его паспортные данные, адрес и телефон и просили вежливо покинуть помещение, обязательно при этом поблагодарив за бдительность и пообещав сообщить о результатах.
В первые дни лета возле серой двери частенько появлялись юноши 16–17 лет, иногда в сопровождении родителей. Молодые люди сбивчиво докладывали домофону о том, что они хотели бы посвятить свою жизнь работе в органах и просят дать рекомендацию для поступления в академию ФСБ. Таких посетителей также пускали в первую комнату, предлагали сеть, и в виде особого уважения предлагали чай или кофе. Затем сообщали, что набор в академию, к сожалению, уже закончен, но они могут попытаться поступить в нее еще раз после службы в пограничных войсках.
Никто из посторонних людей не проходил дальше этого предбанника.
Анатолия Евгеньевича Руденко провели через него быстро и не задерживая. Он даже не успел посмотреть по сторонам. В другое время и в другом месте, он, наверняка бы, нашел способ схохмить и пошутить по этому поводу, но сейчас ему было явно не до шуток.
Трое суток, которые он провел в камере предварительного заключению, уже наложили на него свой неизгладимый отпечаток, а тут еще и это. Как говорится, из огня да в полымя.
Лицо Анатолия Евгеньевича было серо-землистого цвета от недосыпания, оно вытянулось, и на скулах играли желваки. Он никак не мог поверить, что такое происходит с ним. Да еще где? Когда? В его родном городе. Сразу после того, что он сделал…
Сразу за предбанником начинался длинный коридор с кабинетами по правую и левую руку. Анатолия Евгеньевича завели в один из них и предложили присесть и подождать.
— Сейчас к вам придут побеседовать, —
Анатолий Евгеньевич раздраженно отреагировал на вежливое предложение сотрудника ФСБ и тяжело опустился на старинный стул, который стоял перед таким же старым столом с кожаной обивкой. Стул жалобно заскрипел под его телом и вызвал на лице у академика страдальческую гримасу. Лейтенанту, видимо, было приказано не раздражать Руденко, поэтому он постоял за его спиной всего несколько секунд, сказал: «Ждите, сейчас к вам подойдут!» и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Академик остался в комнате совершенно один. Какое-то время он сидел не двигаясь, смотря перед собой в одну точку. Потом, видимо, устав от ожидания, сменил позу, положил одну руку на стол, нервно забарабанил пальцами по крышке стола. В какой-то момент он почувствовал, что у него затекла шея, и, разминая ее, он покрутил головой. Как бы невзначай посмотрел по сторонам, кинул взгляд за закрытую дверь. Она была неплотно закрыта, и можно было слышать шаги в коридоре.
Казалось бы, надо сделать всего два шага, и можно было выйти из этой душной комнаты с плотно закрытыми окнами. Академик даже приподнялся со стула, но вовремя вспомнил, где он находится, и опустился назад. Посидел, подождал. Потом захотел узнать, сколько же времени он находится в этой комнате, и вообще, который сейчас час.
Когда Руденко и его команду выпускали из КПЗ, им вернули все их вещи. Анатолий Евгеньевич начал распихивать по внутренним карманам пиджака весь свой скарб: бумажник, визитницу, очки — и по инерции засунул туда и свои наручные часы, поэтому, когда сейчас, взглянув на запястье, не обнаружил на привычном месте часов, несколько растерялся. Опомнился. Принялся рыться в карманах. Нашел часы в кармане, достал, надел их на руку. Пока надевал их, вспомнил, что в кармане ему еще что-то мешало. Мобильный телефон. «Точно. Неплохо было бы позвонить дочери, сказать ей, где он, и как-то успокоить!»
Руденко достал из кармана телефон и принялся играть его панелью. У него была хорошая модель, самая дорогая, но даже такие модели с трудом в режиме ожидания выдерживали трое суток. Индикатор зарядки батареи показывал почти полный ноль. «Позвонить, не позвонить?» Неожиданно для себя Анатолий Евгеньевич испытал странное чувство, как будто собирался сделать что-то противоправное. Вроде бы никто не мешал ему сейчас набрать номер дочери, но в тоже время он четко помнил, где находится. «А вдруг, этого делать нельзя? Какого черта? Я что, арестован? Нет. Меня только что отпустили, но это же ФСБ. Блин, когда же, наконец, в нас исчезнет это внутреннее чувство несвободы. Сейчас я свободен и поэтому могу делать, что хочу!»
Совладав с собой, Руденко начал набирать номер телефона дочери.
Именно за этим занятием и застал его полковник Федеральной службы безопасности Михаил Григорьевич Огородник. Он сначала просунул голову в дверь, увидел в руке Руденко телефон, сказал: «Здравствуйте, Анатолий Евгеньевич!» и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату.
— Кому звонить собрались, Анатолий Евгеньевич?
От неожиданности Руденко вздрогнул и нажал не на ту кнопку. Вызов сорвался. Анатолий Евгеньевич посмотрел на Огородника.