Последний пожар
Шрифт:
Мальчишки из похоронной команды, видя вывернутые карманы убитых, ругались в сторону обороны батальона, покрикивая:
– Иван, зачем часы брал? Ешь суп. Дети часы получат отцовы. Детей обворовал, Иван.
– Кто наших детей топил, гадёныш? На Ладоге. Пароходы с красными крестами были. Я вам припомню, – выкрикивал Ивкин.
– Капут Гитлер! Иди сюда, ком, ком. Не сдашься, Сидор всех перестреляет, – дурачился взводный Иван Лопаткин. – В Берлин идём. Бросай автоматы, пацаны.
– Что за болтовня? – пришел Левинсон и комсорг Тимошин.
– Агитируем, чтоб сдавались, – пояснил маленький
Подкатившие по пыльной дороге четыре зенитных установки с прожекторами, электростанцией и прочей противовоздушной мурой плавно скатились в глубокий кювет и ударили по танкам и пехоте в самый критический момент. Два танка загорелись. Самоходка, расстилая гусеницу, крутнулась и замерла. Залёгшие немцы получили приказ сдаваться, подняли огорчённо руки. Скорострельные зенитные орудия, установленные на платформах тягачей, выползли на дорогу. Из кабин, из будок высыпали на дорогу женщины.
– Девки, – радостно ощерился губастым ртом младший лейтенант Титичкин, зажимая чернеющую от крови гимнастёрку на плече. – Ну, молодцы. Вот помощницы. Влупили, так влупили.
– Славяне, хорошо считайте пленных! – звонко прокричала статная, но рябая майорша, сверкая орденами и медалями, плотно разложенными на обширной груди.
– Гарно монисто, – улыбался ротный.
– Низкий поклон вам, девоньки, – подошёл с пулемётом худой и грязный комбат Горелкин.
– Где ваша медслужба? Скидывай гимнастёрку. Не стесняйся. Навидалась вашего брата покалеченного… Девочки! Пакеты, салфетки, спирт, огурец… Мужчины, умываться. Обедать. …Что девушек ни разу не видели?
– Таких геройских еще не видели, – сказал замполит Левинсон, и начал прихорашиваться.
Майор ловко бинтовала плечо. Увидев на лице Ивкина восторг и внимание, спросила:
– Откуда будем, мальчик? – Пётр смутился, тихо ответил. – А мы – Новосибирские. Родня. Я – в Бийске три годика жила. За растрату жильём обеспечили. Подруга воровала, а присели вместе. У нас, поди, уже яровые начали сеять? Дочки, проверить матчасть, долить радиаторы, угостить пехоту борщом. – От женщины пахло редиской и водкой. Походила тётка на мать, и Петьке захотелось ткнуться ей в грудь и заплакать, как в детстве. Когда отца отправили на «заработки», а уличные пацаны дразнили и не пускали играть в футбол, хотя он бил по воротам лучше всех. К мосту потянулись штабные автомобили с конвоем, танки и даже мощные самоходные орудия.
– Где же вы были? – заматерился капитан Горелкин, – Когда нас топтали танками? Даванули бы вместе.
– Приказа не было, – сказала женщина, помогая ротному надеть новую гимнастёрку.
– У вас был приказ? – спросил комбат. – Назовите себя и номер подразделения. Буду ходатайствовать…
– Пустое, – сказал женщина, – Это наш мост. Нам его охранять от налётов. Своих отметьте ребят. Мы выручали не за награды. Ешьте. Остынет. Оля, не жалей сметану. Такого борща они, может быть, никогда не попробуют. Украинский. Бабушкин рецепт… Я бы и немчиков покормила. Мальчишки голодные. Гонят их на нас, хотя все понимают – конец у войны один.
Уставший и окровавленный батальон, уже
– Комбат, переведи ко мне вон того сибирячка, – сказала, сверкающая грудью майор. – Ранило водителя. Катя с трудом справляется с управлением тягача. Вон того. Красиво кушает, паренёк. Нельзя нам без мужика…
– Этого не могу, – облизывая ложку, сказал комбат Горелкин с улыбкой. – К ордену представлю. Два танка подорвал. Сейчас…
– Дай ему отпуск, комбат, пусть домой съездит. Пока доберётся до Алтая, пока обратно, а там и войне конец… Будет парень всем своим полным комплектом женок любить. Плюнь на орден. Жизнь ему будет самой большой наградой. Немец злой. Резервов нет.
– Комсорг Тимошин, объявите построение. Пищу приняли? …Всем объявляю благодарность, а сержантов – Панькина, Быховца представляю к орденам Славы. Младшего лейтенанта Титичкина и сержанта Ивкина за самоотверженные действия в боях за нашу советскую родину с гитлеровскими оккупантами награждаю отпусками. От меня и всего батальона низкий поклон нашим спасительницам и лично поклон майору Татьяне Павловне Курловой. За борщ – спасибо. Приказом номер пять закрепляю за дивизионом ПВО Ивана Немыкина. – раздался шум в рядах женщин и девушек. – Ничего, дорогие, старый конь борозду не портит.
– А мелко пашет, – раздался тонкий голосок.
Утром бойцы отдельного, всё ещё лыжного батальона капитана Горелкина втянулись в затяжной бой в предместье Вены. Курортный городок был неприлично красив даже после налётов авиации. Нагло и по-мирному цвели сады. Белые и кремовые полотнища извергали потоки такого аромата, что он полностью подавлял запахи войны. С трудом выдавили пьяных горных егерей на окраины.
– Надоело. Поспать бы, – говорил Ивкин. – Когда будет утверждён приказ – до дома. Ничего непонятно.
– Петька, смотри соседи пришли в гости, чего-то тащат с нашей территории.
– Славяне, там склад, – подошёл маленький солдатик с двумя медалями. Пошли. Что-то в котелках прут. И без нас.
– Куда? – подбежал комсорг Тимошин. – Левинсон на собрание собирает. Быховец, зачем народ блатуешь?
– Товарищ, старшина, кухня опять потерялась. Не к девчонкам на ужин идти. Соседи наши что-то из того склада несут, – сказал Ивкин.
– Мы быстро. Разведаем и будем на собрании, – проверяя диск автомата, сказал Быховец.
– Иван, под твою ответственность. Ну, пойду. Чтоб без мародёрства. Накажу.
В большом подвале-тоннеле, заставленном бочками и бочатами, светили электрические лампочки. Пахло вином. С котелками и банками спешили навстречу солдаты из других рот.
– Славяне, шире шаг. Сейчас трофейщики приедут. Успевайте.
Под ногами текло вино. Из простреленных бочек били ароматные струи.
– Кислое какое-то, – сказал Ивкин.
– Пойдём дальше. Надо было спросить у наших, где наливали. – Проворчал Иван.