Последний приют. Новогодняя сказка для взрослых
Шрифт:
Визгливые интонации смутили Альку. Маманя тут же отреагировала:
– Зигфрид, может ты выйдешь к нам? Нехорошо обсуждать людей за спиной. Тем более они не могут тебе ответить.
– Чисто географически я не за спиной, а над вашей протеже и всей этой дурацкой ситуацией в прямом и переносном смысле. Но так и быть. Снизойду. Только переодену бабочку и кальсоны.
Сверху послышалась какая-то возня. Потом что-то громыхнуло, как будто опрокинули металлический таз. Дальше кто-то заскулил и наконец всё стихло. Алька втянула голову в плечи и испуганно прошептала:
–
Маманя поставила перед ней большую деревянную миску с пшённой кашей.
– Это Зигфрид. Вампир.
Девушка вздрогнула. Гоблин упоминал его в первый день. Но называл безобидным. Сейчас Алька не была в этом так уверена.
– Он злой?
– Скорее вампир, чем злой. Да ты и сама увидишь. Просто не давай ему спуску, тогда отцепится быстрее.
Алька взяла было ложку, но есть не смогла. Надо было как-то успокоиться. Хорошо, что рядом в кухне горел камин. На плите варилось ароматное какао. А рядом была толстуха с добрым лицом. Алька уже практически свыклась с внешней нелепостью её наряда. И странная мысль вдруг возникла в её голове: является ли чудной внешний вид признаком неудачника?
Вампира всё не было. Возможно выбирал наиболее подходящие случаю кальсоны. Гоблин так же домой пока не вернулся. И почему-то стало на душе тревожнее. Это было неразумно. Она практически не знала этого застрявшего в детстве парня. Но именно он привёл её в «Последний приют», когда Алькин мир рухнул.
Гнетущую тишину прервала маманя.
– Вижу кусок в горло не лезет. Может свой веничек опробуешь? Ты ведь сегодня такая молодец. ГДФ так просто вениками не разбрасывается!
– Я молодец? – Алька растерялась.
– Конечно, молодец. Пусть в городе постигла неудача. Значит что-то не хватает тебе для разгадки. В следующий раз ещё попробуешь. Согласна?
– Конечно, попробую. Но я как будто вычеркнута из жизни. Вроде здесь и одновременно с этим нет меня.
– Потерянная душа, одним словом. Но я про другое. Ты согласна, что ты молодец?
В этот момент опять раздался визгливый баритон сверху.
– Радость моя, на кого вы изливаете бальзам мудрости и тратите харчи? Она сейчас либо начнёт жеманничать, либо отнекиваться и в результате опять обесценит свои попытки хоть что-то изменить. Кончится тем, что она в очередной раз поделит свою жизнь на ноль и нас вместе с ней. А я эту особу ещё за прошлый раз не простил.
Алька прошептала:
– А что случилось в прошлый раз? Вы говорили, что ему стало плохо?
Маманя хихикнула и прошептала:
– Ну в чём-то Зигфрид прав. Когда ты «поделила свою жизнь на ноль», ситуация была настолько экстренная, что мы несколько превысили допустимую скорость. И Зигфрид прикусил себе язык. Потом целый вечер страдал. Я принесла ему миску со льдом. Так он и провёл весь вечер – охлаждая пострадавший язык и самолюбие.
– Бедный. Интересно, что случается с вампирами, которые кусают сами себя?
Ответ опять прозвучал сверху:
– Радость моя, они мстят. Долго. Жестоко. До полного уничтожения жертвы. Ну так что у нас с обесцениванием? Я прав?
Маманя подмигнула
– Я сегодня пыталась выяснить что случилось. Целый день. И у меня не получилось. И это страшно. Очень.
Девушка вконец смутилась и замолчала. Маманя пришла на помощь.
– Да, тебе было очень страшно. Но ты посмотрела своим страхам в лицо.
– Да. И завтра опять попробую. И послезавтра. Я попыталась и я молодец.
Почему-то последняя фраза далась Альке нелегко. Её вообще всегда учили, что себя хвалить нельзя. Хвастунишкой быть стыдно. Но не является ли это в гипертрофированном виде отрицанием себя, отказом от особенностей своей личности, обнулением её ценности?
Зигфрид так и не появился, как и Гоблин. Судя по визгливым фразам, доносящимся сверху, вампир искал сначала белый жилет, потом ему не понравились запонки. Потом он захотел конфет, но кто-то в коробке сложил из них слово «дурак» и Зигфрид хотел немедленно найти мерзавца и вызвать его на дуэль. Наконец наступила относительная тишина.
Маманя воспользовалась ей и протянула Альке еловый веничек.
– Попробуй прикоснуться к чему-то от чего хочешь избавиться и подумай почему.
Алька огляделась. У неё ничего своего здесь не было. Она замешкалась, начала судорожно оглядывать кухню в поисках того, от чего бы можно было избавиться. Но царство мамани сверкало чистотой и уютом и уборщикам, пусть и магическим, здесь делать было нечего. Наконец, Алька решилась. Еловой веточкой она прикоснулась к своей тарелке с кашей. «Пусть исчезнет эта каша, поскольку я слишком волнуюсь и не могу есть».
В ту же секунду тарелка испарилась. Маманя захлопала в ладоши: – Получилось! Что нужно сказать?
– Я молодец?
– Верно. Так мы присваиваем себе свои достижения.
– А если я неправильно удалила?
– Последствия могут быть. Собственно как с любым нашим решением. Да ты и сама знаешь. Но попробуй прикоснуться тыльной стороной веника там, где…
– Поздно!
Алька от неожиданности вздрогнула. В кухню вплыл дядька лет сорока: абсолютно лысый, высокий и какой-то круглый. У Альки сложилось впечатление что он весь состоял из одних окружностей – как будто Создатель использовал божественный циркуль. Круглые глазки на выкате за золотой оправой очков, круглый живот, обтянутый белым жилетом, пухлые ноги колесом в черных безупречно отглаженных брюках. За спиной у Зигфрида, а это было именно он, красовалась пара чёрных крыльев как у летучих мышей. В руках у вампира была тарелка с остатками каши.
– Я говорю, поздно. Когда ты только собралась отказаться от тарелки каши, то нужно было подумать мозгами.
– Подумать о чём?
– Ну например, в какую часть мироздания эта каша попадет? Кто её там увидит? Как эта встреча отразится на дальнейшей судьбе их обоих? А самое главное – сможешь ли ты отменить это удаление? В твоём случае тебе повезло.
Зигфрид протянул тарелку Альке. На остатках каши изюмом было выложено: «Алевтина дура!» Маманя забрала тарелку и нахмурилась:
– И кто ж такую пакость написал?