Последний прыжок
Шрифт:
— Так чего же ты, дурак, лезешь не в свою драку? — не выдержав роли, раздраженно спросил проводника Тимур.
— Хозяин велел, — жалобно ответил тот. — Мулла на коране клятву с меня взял.
Разговор оборвался. Несколько мгновений стояло тяжелое молчание.
— Послушай, домулла, — робко заговорил проводник. — Ты ученый человек, коран читал. Можно спросить тебя об одном… Только Байрабеку не говори.
— Спрашивай.
— Поклянись, что Байрабеку не скажешь.
— Клянусь святым именем аллаха, что об этом нашем разговоре не узнает никто, — торжественно пообещал Тимур.
— Скажи,
— Видишь ли… — озадаченно начал Тимур, не ожидавший такого поворота разговора. — В коране, в суре «Пчелы», — а это очень важная сура, — сказано: «От бога зависит направить кого-либо на прямой путь, когда он уклоняется от него». А это значит, что бы ты ни сделал, все это будет сделано только по воле аллаха. Уйдешь ты в басмачи — в этом будет воля аллаха. Вступишь в колхоз и будешь сеять хлопок, — значит, так захотел аллах. Без его воли, как сказано в коране, человек ничего не может сделать. И клятва на коране тут ни при чем, потому что в твоем решении будет выражена воля аллаха. Подумай, посоветуйся со своим сердцем, оно подскажет тебе, что хочет от тебя аллах. — И, явно уклоняясь от дальнейшего богословского разговора, Тимур поднялся с места, соображая про себя, не слишком ли вольно для понимания этого забитого нуждой и религией бедняка он сейчас истолковал коран.
Вглядываясь в ночную темноту, Тимур, отсекая возможность дальнейшего разговора, сказал:
— Пожалуй, пора в путь. Тебе ведь надо еще догнать Байрабека. Где ты его будешь разыскивать?
— Хозяин на день остановится в Кок-Булаке, — неохотно поднимаясь с места, ответил проводник. — Есть такая долина под Телляу. Догнать успею.
— Ну, что ж, благодарю тебя за помощь, друг. Передай мой привет Байрабеку. Желаю удачи.
— И я тебе желаю удачи, домулла, — прижав руку к сердцу, низко поклонился проводник. — Значит, я буду действовать так, как лучше для меня и детей. Это и будет проявлением воли аллаха!
В кромешной темноте, почти на ощупь Тимур начал спуск с перевала.
Иногда он останавливался, внимательно прислушивался. Полная тишина. Тимур снова нетерпеливо гнал ишака вперед. Но вдруг перед мостиком через широкий арык из густых кустов неожиданно раздалось негромкое, но властное: «Стой!»
— Наконец-то! — радостно вырвалось у Тимура. — А я уж думал, вы передвинулись. Командира мне.
— Я командир, — ответил ему второй голос. — Что нужно?
— Угневенко?
— Что за черт? — удивленно воскликнул командир и выехал из кустов на дорогу. Подъехав вплотную к Тимуру, он вгляделся в него и удивленно присвистнул: — Ты? Какими судьбами. A-а! Так это про тебя и говорил Ланговой? Ладно. Валяй без пароля.
— Посылай к Ланговому гонца, — негромко сказал командиру Тимур. — В долине Кок-Булака, недалеко от кишлака Телляу, сегодня делает дневку Байрабек, с ним сорок девять джигитов. Идут к Насырхану. Пропускать нельзя.
5. Пир в Чаркесаре
Когда после горячего, как раскаленная печь, дня солнце висело над самым горизонтом, Тимур подъехал к окраине крупного кишлака Чаркесар. Похлопывая ишака палкой по шее, он ласково сообщил ему:
— Торопись, длинноухий! У почтенного
Услышав позади себя приближающийся цокот копыт, Тимур оглянулся и вдруг, кубарем скатившись с седла, склонился в самом почтительном низком поклоне.
А мимо него крупной рысью прошла целая кавалькада. Впереди на прекрасном вороном ахалтекинце ехал плотный холеный старик в пышной зеленой чалме. На нем была надета рваная одежда дервиша, но внимательный глаз мог бы заметить, что это не изношенные грязные лохмотья, а хорошо сработанная подделка под одежды нищенствующего монаха. Когда, проезжая мимо Тимура, старик благославляюще поднял руку, из-под рваного рукава халата высунулся обшлаг белоснежной шелковой рубахи.
Почти рядом со стариком, отстав на полкорпуса, ехал дородный ишан. Позади духовных лиц следовали двое верховых. Один — человек лет пятидесяти, с черными длинными усами, второй — значительно моложе, лет 35–36, бритый. В посадке обоих чувствовалось, что это опытные кавалеристы. Еще дальше, из почтительности отстав шагов на двадцать, ехало с десяток всадников, одетых в дехканские халаты.
Едва лишь головные всадники проскакали мимо, Тимур выпрямился и внимательно посмотрел им вслед. Когда же кавалькада скрылась за первыми домиками кишлака, он снова уселся на осла и задумчиво проговорил:
— Сам Миян Кудрат Хозрет [1] со своими мюридами. Но ведь он должен быть в Коканде. Зачем этого святошу понесло в такую трущобу, как Чаркесар?
В Чаркесар Тимур приехал уже на закате. Он сразу заметил, что в кишлаке царит необычное оживление. Из обрывков услышанных разговоров он понял, что это оживление вызвано приездом Миян Кудрат Хозрета — человека, уважаемого среди правоверных, с самого рождения окруженного ореолом святости.
1
Хозрет (узбек.) — святой.
— Да, видимо, здешний сельсовет не торопится ликвидировать своих кишлачных мироедов. Поэтому и наш жирный святоша Миян приехал в Чаркесар, как в собственное поместье, — за неимением других собеседников сообщил Тимур своему мохнатому спутнику.
Осел, услышав голос хозяина, устало покачал головой и чуть двинул длинными ушами.
— Ну, вот, видишь, — усмехнулся Тимур, — и ты со мною согласен. Хотя нас сейчас это не касается. Наше дело тихое, незаметное. Поехали лучше вон туда, где народ собрался.
Действительно, около высоких деревянных ворот богатой усадьбы собралось чуть не все население кишлака. Ворота были широко распахнуты, но в них дежурили два здоровенных молодца, беспрепятственно пропускавшие только избранных. Тимур, ведя ишака в поводу, подошел к толпе. Остановившись около бедно одетого дехканина средних лет, он некоторое время молча наблюдал, как в ворота один за другим проходили упитанные чалмоносцы, затем спросил своего соседа:
— Значит, Миян Кудрат Хозрет избрал дом этого почтенного человека местом своего отдохновения?