Последний путь Владимира Мономаха

Ладинский Антонин Петрович

Спафарий ничего подобного не видел или не заметил, но поспешил ответить, чувствуя, что этим доставляет удовольствие собеседнику:

– Во множестве.

– Воображаю, какое это волнующее зрелище!

– Скачут во множестве, во всех направлениях, – повторил Халкидоний, уже входя во вкус.

– Да, – вздохнул логофет, мечтательно устремляя взоры куда-то вдаль и уже не слушая спафария, – там живут люди, по своему положению варвары, однако знающие, что такое перемена мест и свобода отложных предрассудков. А мы погребли

себя в книжной пыли. Но поведай мне о том, как ты мчался на скакунах, совершал переправы через бурные реки, вступил в единоборство с разъяренным барсом! Рассказывай же, спафарий!

Он даже простер вперед ручки.

Халкидоний почувствовал смущение. У него не хватало смелости вынуть из-за пазухи платок, чтобы вытереть пот на лбу и придать себе некоторую независимость, хотя он и считал, что подобная принадлежность костюма является признаком хорошего воспитания и всеми принята во дворце.

– Да, путешествие мое было полно всяких трудностей. Огромное количество блох в этих шатрах, пища самая грубая…

Он не знал, о чем еще рассказать логофету. Видя, что спафарий отнюдь не обладает даром повествования, Никифор вздохнул опять и перешел к делу.

– Итак, ты доставил архонта? – спросил он, пожевывая тонкими губами. Желтое, сморщенное, как засохшее яблочко, лицо евнуха было лишено растительности, жалкие остатки которой удалялись брадобреем, но в глазах у него поблескивал живой ум.

– Архонт прибыл в сей богохранимый град в полном благополучии, – доложил спафарий и даже поклонился низко при этих словах.

– Где же он?

– Почивает на корабле.

– Не делал попыток к бегству?

Логофет разговаривал с Халкидонием, заложив руки за спину, стоя к нему спиной.

– Смею сказать твоему благолепию, что убежать с корабля затруднительно.

– Не высказывал ли он что-нибудь такое, что ты считал бы нужным и необходимым сообщить мне?

Не соображая, на что обратить внимание логофета, спафарий вспомнил:

– Говорил, что с ним поступили в нарушение всех божеских и человеческих законов. Он уверен, что это сделано по наущению киевского архонта.

– Так, так…

– Часто буйствовал в пути, требовал, чтобы я повернул корабль в обратный путь. Тогда мы примешивали в его вино снотворное в небольшом количестве.

– Ну что же… Эти скифы ужасны в гневе. Значит, архонт считает, что его пленили по замыслу киевского правителя?

– Так он говорил.

– А не выражал ли он желание служить василевсу? Халкидоний замялся:

– Как будто не выражал.

– Однако в своих высказываниях относился к благочестивому с должным почтением?

Спафарий вспомнил, какие слова произносил Олег, говоря о царе, и стал покашливать в кулак. Евнух нахмурился и не настаивал на ответе.

– Ну, об этом в свое время. Но что он несет?

Не понимая, о чем идет речь, Халкидоний недоуменно посмотрел на логофета, а потом,

следуя за его любопытствующим взглядом, в котором чувствовалось нетерпеливое желание что-то узнать, – в окно. Тогда спафарий увидел в глубине дворцового пространства, обнесенного каменной оградой, служителя, несущего в руках какую-то птицу, трепыхавшую крыльями.

– Как будто бы курицу несет? – спросил логофет и даже посмотрел с мучительным сомнением на спафария, интересуясь его мыслями по этому поводу и забывая на мгновение о разнице их положения. Потом присел немного, чтобы лучше рассмотреть происходящее на дворе.

Халкидоний тоже стал вглядываться в пернатую ношу. Служитель спокойно шел, не помышляя даже, что служит предметом высокого внимания. Но острое зрение у спафария не было столь утомлено чтением мелко написанных доносов и панегириков, как подслеповатые глаза евнуха, и он отлично разглядел, что несут не курицу, а петуха. В руках у этого человека бился огромный белый петух с красным гребнем. Халкидоний так и заявил:

– Служитель несет петуха.

– Петуха?

– Смею утверждать.

– Гм… Куда же он несет его?

– Вероятно, на поварню, – высказал свое предположение Халкидоний, польщенный тем, что волею судьбы принимает участие в таком важном обсуждении земных дел.

Губы логофета скривились в скептической ужимке.

– На поварню? Не думаю. Она расположена на другом конце двора, за кладезем святого Саввы… Странно, странно…

Однако Никифор спохватился, и разговор снова перешел на Олега.

– Итак, архонт находится на корабле?

– На корабле.

– И считает, что по козням киевского правителя?

– Я уверял его, что это не так.

В глазах евнуха вспыхнуло неудовольствие, перешедшее в гнев. Он вскипел и топнул ножкой в черном башмаке.

– Кто позволил тебе это? Глупец! Для тебя достаточно отговариваться незнанием. Остальное объяснят ему вышестоящие.

– Прости мое неразумие… – стал растерянно оправдываться спафарий.

У него уже не в первый раз в голове мелькнула мысль, что угодить сильным мира сего не легко. Никогда не знаешь, что надо сказать – черное или белое.

Евнух смотрел теперь на него с явным презрением.

– Не следует совать свой нос туда, куда не положено, – выговаривал он.

– Понял ли ты меня?

– Понял, – смиренно поник головой Халкидоний.

– Ты знаешь язык руссов. Поэтому будешь состоять при архонте. Блюди этого человека как зеницу собственного ока. Тебе даже придется жить вместе с ним в доме, который ему отведет эпарх города, и получать некоторые суммы на содержание пленника. Часть этих денег отдавай ежедневно архонту для его личных нужд. Две или, скажем… три номисмы. Под расписку, конечно. Это необходимо для ведения правильной отчетности. Ты ответишь за каждый милиарисий. Он молод, этот архонт? Сколько ему лет?