Последний расчет
Шрифт:
– Я больше люблю форель, – ответил Фрёлик, знавший о страсти Иттерьерде – ловле щук.
– А щука тебе ни разу не попадалась?
– Нет, – ответил Фрёлик, глядя на дождь. – Ужение на муху – само по себе искусство. Надо найти нужное место, выбрать наживку и не сдаваться, пока не клюнет.
– Щуку все равно ловить труднее, – не сдавался Иттерьерде. – В воскресенье я поймал рыбину на четыре кило!
– Я никуда не могу уезжать по воскресеньям, – объяснил Фрёлик. – Мой босс совсем не интересуется рыбной ловлей.
– Четыре кило, – повторил Иттерьерде. – Пришлось убить ее двусторонним
Фрёлик устало улыбнулся.
– Наверное, твоя щука из тех, что ест детишек, которые купаются в реке, – сухо заметил он.
– Думаешь, я вру? – обиделся Иттерьерде. – А ведь убить щуку очень трудно! Они живут как в джунглях. В засуху зарываются в ил. Когда в июле реки пересыхают, их становится видно – лежат себе в иле, только глаза торчат. Любители щук изо дня в день за ними охотятся, но они живучие! Потом начинаются дожди, щуки всплывают, бьют хвостами, что твои киты, и привет! – Иттерьерде не улыбался. Его лицо избороздили глубокие морщины. Он стеснялся своих некрасивых зубов и говорил почти не разжимая губ. От этого к его лицу словно приросло вечно недовольное, мрачноватое выражение, и даже самые нелепые рыбацкие байки в его устах звучали правдоподобнее.
Фрёлик кивнул и посмотрел на небо.
– До засухи еще далеко, – заметил он. – Ну, что нам удалось найти?
– Смятую пустую банку из-под кока-колы, – прочел Иттерьерде по составленному им списку. – Использованный презерватив – его размыло водой, и он расползся. Несколько клочков бумаги, судя по всему, обрывки сигаретных пачек… кучу ржавых пивных крышек… и электромотор, по-моему, от водяного насоса.
– Кому понадобилось выбрасывать водяной насос? – удивился Фрёлик.
– Кому угодно, если он сломался, – ответил Иттерьерде и кивнул в сторону кромки воды неподалеку. – Погоди, вот вернутся водолазы… Нас завалят угнанными машинами и трейлерами!
– Нам нужны только свежие улики, – устало напомнил Фрёлик, не переставая стирать чернильное пятно с ладони. – Одежда, женское вечернее платье… может быть, ажурные чулки и тому подобное… нижнее белье… и украшения.
Иттерьерде уныло покачал головой. Вдруг к ним подошел молодой констебль, который что-то держал в руках. И Фрёлик, и Иттерьерде повернулись к нему. Дождь капал с козырька его фуражки; одна капля висела у него на носу. Парень протянул им свою находку: женскую туфлю на высоком каблуке, в грязи и земле.
– Она, наверное, пролежала в лесу три зимы, не меньше, – мрачно сказал Иттерьерде. Повернувшись к Фрёлику, он глубоко вздохнул. Выходит, напрасно они рылись в грязи под проливным дождем. – Внести туфлю в список?
Констебль, принесший находку, застыл по стойке «смирно». Примерно так же стоял и Фрёлик, чтобы не чувствовать, как промокшая
– Еще запиши два пустых пластиковых мешка, – сообщил констебль.
– В последний раз ее видели, когда она направлялась в сторону Холмлиа, – сказал Фрёлик. – А нашли менее чем в пятистах метрах отсюда. – Он показал на белую купальную кабину и на другой берег залива. – Вон там, на повороте. Кто-то перебросил тело через заграждение. А задушили ее где-то неподалеку. – Он посмотрел на часы. – Надеюсь, вы еще немного тут выдержите, а мне… – Он задумался, подыскивая нужное слово. – К сожалению, у меня… допрос свидетеля.
Оставив их, он зашагал к машине. Пусть думают что хотят. Ему пора заняться более приятными делами.
Перед тем как сесть за руль, он нашел в багажнике старый целлофановый пакет и постелил его на сиденье. Ему нужно было переодеться в сухое, поэтому сначала он поехал домой. Отпирая дверь, он услышал, как звонит телефон в гостиной. Он сразу же вспомнил, что обещал позвонить Еве-Бритт. Разговаривая, он одновременно искал сухую одежду. Ева-Бритт напомнила, что они договорились провести вместе вечер пятницы. Именно этого Франк боялся.
– Давай перенесем на субботу, – притворяясь беззаботным, ответил он и достал из шкафа сухие джинсы. Молчание на том конце линии ничего хорошего не сулило. – Знаю, что тебе это не нравится, – буркнул он, гадая, есть ли у него глаженая рубашка. Вряд ли! – Но не мог же я отказать Гунарстранне! Тем более когда он пригласил меня в святая святых – свой домик в горах!
Пока Ева-Бритт сотрясала воздух, он нашел в ящике комода носки и принялся выбирать целые, без дырок на пятках. Подумаешь, святая святых! Домик в горах – ерунда. Важно другое: она у него всегда на втором месте. Это унизительно и заставляет ее усомниться в его чувствах… В общем, все как обычно. Фрёлик положил трубку на подоконник и стащил с себя мокрые джинсы. Голос Евы-Бритт разносился на всю комнату:
– Ты меня слушаешь или нет?
Франк схватил трубку:
– Ах ты черт…
– Что?
– Я уронил трубку. Можешь повторить, что ты сейчас сказала?
Он вывернул джинсы; ее голос доносился поверх треска радиопомех. Посмотрелся в зеркало. Жирный и незагорелый… Он снова взял трубку и поднес к уху.
– Я все понимаю, – сказал он, когда Ева-Бритт ненадолго остановилась перевести дух. – И мне в самом деле очень жаль. Так ты в субботу свободна или нет?
От злости она начала заикаться. Франк знал: заикание – последняя фаза перед тем, как она перейдет к оскорблениям. Ему пришлось ее перебить:
– Если ты согласна, я куплю красного вина для тебя и пива для себя. Приглашаю тебя на рагу из соленой трески с беконом и грибами, которое ты можешь приготовить сама, а в воскресенье я не выйду на работу раньше десяти, обещаю.
Он убрал трубку подальше от уха, не дожидаясь, пока Ева-Бритт разразится очередной тирадой.
– Да нет, – повторил он, когда она в очередной раз замолчала, чтобы набрать воздуха. – Боюсь, призывы не помогут. В воскресенье мне нужно работать. – Он снова положил трубку, надел сухие джинсы и застегнул ширинку. Потом отогнул пояс и стал рассматривать свой живот сбоку.