Последний рассвет Трои

Чужеземья заключили союз на своих островах. Пришли в движение и рассеялись в пылу битвы страны в один миг. Не устояла ни одна страна перед руками их, начиная с Хатти, Коде, Каркемиша.

Арцава и Алассия опустошены в один миг. Разбит был ими лагерь в месте одном посреди страны Амурру. Уничтожили они людей его, землю его, которые стали несуществующими.

Они шли, и пламя занималось впереди них по направлению к Земле Возлюбленной. В союзе их были пелесет, текер, шакалуша, дануна, вашаша.

Страны

Из надписи о событиях 8-го года правления фараона Рамсеса III на стене его заупокойного храма в Мединет-Абу. Год 1177 до н.э.

Глава 1

Лютое полуденное солнце загнало добрых людей в свои дома, туда, где они могли переждать палящий зной. Бог Солнца Тиваз пребывает сейчас в полной силе, и лишь через несколько часов начнет клониться к закату, чтобы понемногу уступить место своему извечному противнику Арме, богу Луны. Здесь нет тени, чтобы укрыться от жгучих лучей, льющихся потоком на землю и иссушающих ее до состояния камня. Есть лишь тяжелая, словно гранитная плита, жара, давящая к земле своим непосильным весом. Вторая половина лета — дрянное время, его не любят здесь.

А вот меня жара не пугала, я привык к ней. Оливковые рощи, что растут вдоль дороги, благоденствуют, им сушь не страшна. Наливается сладким соком виноград, которым засажены все окрестные склоны. Он развернул свои листья и жадно впитывает каждую каплю солнечного огня, что на корню губит крестьянские огороды. Я развалился на дне тряской телеги и любовался тем, как редкие облака несло по небу куда-то в сторону моря. Их было совсем мало, а потому волны жары, которые одну за другой бросало солнце на истомленную пеклом равнину, не сдерживало ничего. Лучи света, падая вниз, жадно выпивали всю оставшуюся влагу из жухлой травы, осыпающейся, словно пепел.

Караван из нескольких телег, запряженных ослами, и небольшого табуна коней подходил к городу, цитадель которого видна за десятки стадий1. Она стоит на высокой горе, а потому из размытого пятна на горизонте понемногу превращается в крепость, окруженную поясом зелени. Мерный ход осликов несет нас все ближе, и вот я уже могу различить квадратные кирпичные башни, пятна садов и грязно-серый изгиб мощеной дороги, которая поднимается от гавани прямо к Скейским воротам. Город Троя назвали в честь Троса, предка теперешнего царя, а вся область у южного Пролива — Троисой. Соседи же, хетты, и сам город, и земли вокруг него зовут Вилусой, а косноязычные ахейцы переделали его в Илион.

Мы с отцом пригнали сюда лошадей на продажу. Анхисом его зовут, у него лучшие кони в здешних местах. Отец мой из рода царей города Дардан, что стоит в дне пути к северу, а потому и пастбище у нас есть, и поле свое. Но все равно, Троя куда богаче Дардана, тут в царское колесничное войско много коней нужно. Да и из самой страны Хатти сюда за ними приезжают. У великого царя Супилулиумы все знатные воины на колесницах воюют. Тысячи их, говорят.

Троя и Дардан — родня близкая. Тут перемешаны местные тевкры, ахейцы, лувийцы и мисийцы, и каждые лет двадцать мы отбиваем большой набег заморских данайцев, что ползут во все стороны, словно ненасытная саранча. Мелкие налеты даже считать устали. То и дело какая-нибудь шайка высаживается на нашем побережье, пытаясь то пограбить, то осесть навсегда. Ионийцы, дорийцы, эолийцы, дриопы, ахейцы, пеласги… Нет числа данайским племенам. Земля у них скудная, и мало ее, вот и садятся они на корабли и плывут во все стороны, где пахнет хоть какой-то добычей. Трою когда-то давно тоже они сожгли. Геракл, военачальник ахейский, дед сегодняшнего царя Дориды Клеодая, на шести кораблях подошел, город приступом взял и ограбил до нитки. И чего его ахейцы героем почитают? Ведь из разбойников разбойник был. Уже помер давно, а тут до сих пор

Впрочем, город снова на торговых пошлинах расцвел, а с тех пор, как из всех путей, по которым олово шло, только один северный и остался, троянцы совсем нос задрали. Везут то олово из каких-то диких степей, через горы и болота Меотиды прямо к берегу моря Аззи2, а потом в этот самый порт. Сюда теперь за ним со всего Великого моря плывут. Больше ведь его и взять негде.

Я завистливо вздохнул и начал разглядывать корабли, что стояли в городском порту. Пузатые лохани по двадцать пять-тридцать локтей в длину, с квадратным парусом и рядом весел, они примерно одинаковы у всех народов. Вот он, источник богатства Трои. Очень уж тут гавань удобная. В ней легко от бури укрыться или дожидаться, пока ветер подует на северо-восток. Без ветра, на одних веслах, нипочем проливы не пройти, уж очень сильно течение. У нас в Дардане такой удобной гавани нет, вот потому и небогат мой родной город. Отец сказал, что ахейцы злятся на троянцев, не хотят пошлину платить. Да только царь Париама могуч, и войско сильное имеет. У него без пошлины не проскочишь. Имя его означает «очень храбрый».

— Храбрый! Ха-ха! — засмеялся я, вспомнив отцовы рассказы. — Его же все зовут Приам, «купленный». Когда Геракл, пусть ему икается в их ахейской преисподней, Трою сжег, жизнь мальчишки за красивый платок сестра выкупила. Его старшие братья к тому времени уже мертвы были. Так он и стал царем.

Отец погнал коней на царское пастбище, а я бродил по Трое, открыв рот. Я тут все уже облазил, снедаемый неуемным любопытством. Отец впервые взял меня с собой. Большой город, куда больше моего родного Дардана. Чуть в стороне от крепости, у порта, раскинулся Нижний город, где живут тысячи людей. За стеной поселился царь с семьей, знатные воины, писцы и торговые люди из тех, что близки к повелителю. Там же склады с зерном, маслом и вином, мастерские и конюшни. Люди попроще внизу живут, в каменных домишках, что лепятся друг к другу боками. Кровли здесь плоские, невысокие, покрытые слоем окаменевшей на беспощадном солнце глины. Тут дождей не боятся, молятся даже, чтобы боги послали хоть немного влаги. Но боги не слышат, этим летом и вовсе ни капли воды с небес не упало. Отец говорит, как бы голод не случился. Одно спасение — море рядом. Рыбы всегда наловить можно

— Эй ты! — заорал с борта корабля какой-то крепкий малый в хитоне, покрытом пятнами пота. — Конец прими!

— Бросай! — оживился я.

Это ж какое развлечение! Я поймал веревку и отдал ее парням, которые подбежали к кораблю. Девка какая-то в трюме голосит, чудно. Чего ей надо-то? Помню, отец мне подзатыльников надавал, когда я так орать вздумал. Я тогда совсем несмышленый был.

— Нельзя так, Эней! — сказал отец. — Ты муж! Ты воин! Веди себя достойно!

Парень легко, словно кошка, спрыгнул с корабля на пирс и хлопнул меня по плечу.

— Я Тимофей из Афин, сын Милона! Где тут свежего хлеба пожрать можно? От ячменной каши уже брюхо сводит.

Интересный парень. Лет семнадцать-восемнадцать на вид, крепкий, перевитый могучими мышцами. Он сухой и гибкий, с движениями умелого бойца. И взгляд у него приятный, открытый, только суровый не по возрасту. Такой бывает у тех, кто войну прошел и смерть видел. Темно-русые волосы подрезаны надо лбом неровной челкой и свободно падают на плечи волнистыми локонами.

— Я Эней из Дардана, сын Анхиса. Там в порту корчма есть, — показал я рукой. — А чего это ваша девка орет?

— Наверное, до ветру хочет, — равнодушно пожал тот широкими плечами. — Мы ее на Лесбосе прихватили. Рапану, хозяина сын, поманил ее куском лепешки и от родной деревни увел. Ну скажи, не дура разве?

— Еще какая! — охотно согласился я. — Кто же с незнакомым человеком от своего дома уходит! Продадите теперь?

— Само собой, — кивнул Тимофей и вздохнул. — Девка до того хороша, что сердце щемит. И остальные места тоже. Но мять ее не велели, нетронутую куда дороже продать можно.

— Вот ты где!