Последний рассвет

Маринина Александра

– Конечно, я зайду. – Карина заглушила двигатель и вышла из машины вслед за отцом.

Она разделась в прихожей и сразу прошла к матери, а Илья Ефимович ушел в спальню, прилег, не раздеваясь, поверх покрывала и закрыл глаза.

Сотникова допрашивали первым, еще с утра. Что он сказал? А чего не сказал? Как повел себя? Интересно, этот следователь Разумов ничего не заподозрил? Вообще-то он цепкий, как показалось Горбатовскому, так-то сидит – тюфяк тюфяком, а глаза злые, холодные, ничего на веру не принимает. Небось, знаменитое сотниковское обаяние на него не подействовало. Но самого главного Алешка, конечно же, не рассказал. И он, Горбатовский, промолчал. Пока.

И

почему его любимая дочурка, его Карина, все время влюбляется не в тех? Просто рок какой-то над девочкой висит. Когда ей было 15 лет, до смерти влюбилась в Алешу Сотникова, который казался ей небожителем с его огромными знаниями, прекрасными изысканными манерами, приятным голосом, внимательными глазами за стеклами очков в тонкой оправе. Да, Алешка красивый мужик, этого не отнять, но характер! Был бы у него другой характер, Каринка, наверное, до сих пор тайно вздыхала бы по нему. Слава богу, девочка выросла и хоть немножко начала разбираться в людях, в итоге – влюбленность в какой-то момент растаяла почти мгновенно. Потому что никакое Алешка Сотников не божество, он сноб и эстет, который в глубине души считает всех, кто меньше знает и хуже образован, людьми низшей касты. И точно такое же отношение у него к тем людям, которые пренебрегают творческим началом. Для Алексея Четвертого творчество – религия, источник красоты, начало всех начал, и те, кто этого не понимает, для него просто не существуют. А ведь творцами рождаются далеко не все! Есть гениальные творцы, но есть и гениальные исполнители, без которых невозможны ни жизнь вообще, ни прогресс в частности. Даже из тех, кто имеет к творчеству природный талант, далеко не каждый творцом становится. И вот почему-то именно эта сторона его характера оттолкнула Каришу. Кумир как-то сразу поблек, но уважение к Алешкиному художественному вкусу и мастерству, конечно, у нее осталось.

Можно ли утверждать, что Алексей Юрьевич Сотников человек неприятный? Спросите кого угодно, и вам ответят: ой, ну что вы, он чудесный! А все потому, что он человек разумный и хорошо воспитанный, свой снобизм и авторитарное эстетство держит при себе, никому особо не демонстрирует, ведет себя со всеми доброжелательно и культурно, хотя про себя посмеивается, издевается и отпускает ехидные замечания. Но никогда не вслух в присутствии этого человека, только потом, с другими, за глаза. Вот когда Карина повзрослела и, слыша такие речи, стала здраво их оценивать, она и поняла, что не может считать своим кумиром такого двуличного человека. Моя девочка попроще, ей изысканность претит. Но окружающим Алешка кажется приятным во всех отношениях, его любят и привечают. И никто, кроме Ильи Ефимовича Горбатовского и его дочери, не видит и не понимает, каков этот человек на самом деле. С виду – ангел, а внутри – бездна зла. Все обман, все иллюзии…

Даже стиль одежды Сотникова отражает эту особенность менталитета, он ведь одевается обманчиво-просто, джинсы, пуловер, под ним сорочка с галстуком, а иногда, если не холодно, то и прямо на голое тело. И только знатоки могут понять, что эти джинсы стоят 2000 евро, ну и сорочка с галстуком и пуловер им под стать. А с виду ни за что не скажешь! Сотников, как и все люди, впрочем, соткан из противоречий, вот насколько он ценит образованность и эрудицию и презирает тех, кто их не ценит, настолько же он не кичится богатством, хотя он человек далеко не бедный, во всяком случае, был таким до Лёниного предательства. Лёнька своего старого друга фактически разорил… Сотников с детства приучен к работе, причем к работе ручной, знает, как деньги достаются, и поэтому к любому труду вообще относится с огромным уважением. Не переносит

бездельников и халявщиков.

Интересно, как он себя повел и еще поведет со следователем? Какое впечатление произведет? Покажется ли он Разумову человеком, способным на отставленную месть, осуществленную через четыре года? Или будет изображать мягкого интеллигента, которым Алешка Сотников на самом деле не является ни на одну минуту?

Илья Ефимович, погруженный в раздумья, не заметил, как прошло время, и, когда в комнату заглянула Карина, искренне удивился.

– Ты уже уходишь?

– Да, папа, уже поздно, а мне завтра на работу.

Он тяжело поднял грузное тело с кровати и вышел в прихожую проводить дочь. Карина молча застегнула короткое пальто, сверху намотала на плечи красивый кашемировый платок, шагнула к двери. И обернулась, глядя прямо в глаза Горбатовскому.

– Теперь ты доволен, папа? – едва слышно спросила она и ушла, не дожидаясь ответа.

Илья Ефимович застыл посреди квадратной прихожей. А ведь после допроса не единого слова не сказала. Ни о чем не спросила. Всю дорогу молчала.

Неужели она подозревает, что это он Лёню?..

Антон был уже на полпути к дому, когда позвонил Зарубин.

– Книжку отвез? – первым делом спросил он.

– Отвез.

– Ну и как там наш друг Стасов?

– Нормально, – устало ответил Антон.

– Ты где сейчас?

– Домой еду.

– Разворачивайся, – скомандовал Сергей Кузьмич. – Помощь нужна. Надо в одном месте появиться, но обязательно вдвоем, иначе спалюсь. Выручай, Тоха.

– Кузьмич, у меня дети, – недовольно проговорил Антон. – Если няня не сможет остаться на ночь, то…

– Так ты позвони и узнай, а не рассуждай, – рассердился Зарубин. – Она у тебя всегда могла остаться, чего сегодня-то не сможет? Давай не отлынивай. И перезвони мне сразу же, скажу, где пересечемся.

Антон позвонил Эле, которая без особой радости, но согласилась остаться с детьми. Зарубин велел подобрать его на Трубной площади. Поездка, как выяснилось, действительно была ненапряжной, но появляться в одиночестве в том месте не полагалось: могло возникнуть много вопросов.

– Чего у тебя с нянькой-то? – довольно бесцеремонно спросил Зарубин после того, как объяснил Антону цель поездки. – Никогда вроде вопросов не было.

– Да она замуж собралась, – признался Антон. – Уходить от меня собирается. Вот не знаю теперь, как быть.

Зарубин развернулся на сиденье всем своим щуплым телом и ткнул Антона пальцем в плечо.

– Ну вот! Ты допрыгался! А я тебя всегда предупреждал, не надо было с ней связываться, хлебнешь ты еще горя с этой нянькой.

– Но почему? – не понял Антон. – У тебя не было никаких оснований сомневаться. Она же хорошая, добрая, помогала искренне, и дети ее любят.

– Да потому что она молодая красивая баба с деньгами! С чего ты решил, что она всю жизнь будет с удовольствием вытирать попы твоим детям? Ей хочется свою семью, своих детей, своей жизни, это нормально. Это было очевидно даже мне, и просто удивительно, почему ты ни разу об этом не подумал.

– Но Эля никогда не говорила об этом… Я был уверен… Она ни разу не дала мне повода этим озаботиться, она всегда вела себя так, словно никакой другой жизни ей не нужно. И вдруг такое…

– Да не вдруг, Антоха, не вдруг, – укоризненно сказал Зарубин. – Все было очевидно с самого начала, просто ты этого видеть не хотел. Ты видел только то, что лично тебе удобно, вписывается в твою собственную жизненную концепцию.

Это Антон уже и без него понял. И слушать лишний раз лекцию о своей неправоте было неприятно.