Последний рассвет
Шрифт:
Под кроваво-красным закатным солнцем воины продолжали работать. Шёлковый плащ лилового цвета, который теперь носил Мицухидэ поверх толстого кимоно на меху, и тот пропитался потом. Мучило нехорошее предчувствие. Мерзким склизким червём оно ползало днями внутри груди и мешало спать по ночам.
Проснувшись снова в холодном поту, Мицухидэ глядел в тёмный потолок хижины и всхлипывал, разговаривая сам с собой. Ему казалось, что давний недруг, Хавасан совсем близко, а лучший друг, Хадзиме, вот-вот нагрянет с холмов впереди оборонительной линии на плечах Токугавы и пронзит сердце холодной катаной. Закутавшись в плащ, прогретый жаром каменного
— Просыпайся, Сэн! — нагнувшись, Мицухидэ похлопал по щекам молодого самурая, который был его личным слугой. Открыв глаза, цуюхарай по привычке схватился за рукоять катаны, но опомнился:
— Мицу-сама? — сонно уточнил он со смертельной нервной усталостью на потемневшем лице. — Мы погибнем, и чем скорее, тем лучше. Мы — предатели!
— Нет… нет, — резко покачал головой Мицухидэ, глухо зарыдав. — Оннигороши, Онна!.. Я не смог!..
— Скрываться не имеет смысла, нам давали шанс остаться в Хамамацу и смертью искупить бесчестье, но ты не воспользовался им. Не приходи сюда, если не хочешь, чтобы кто-нибудь тебя зарезал!
— Не может быть, мы выживем! — У Мицухидэ почти началась истерика, и он убежал.
Генерал Оды Риозо пил саке мелкими глотками. Служанка, поддерживавшая жар в очаге, торопливо удалилась, едва Мицухидэ переступил порог нока, что предоставил сельский староста. Без приглашения подсесть к очагу Мицухидэ не мог, а Риозо не спешил проявлять гостеприимство. Неловкая пауза длилась и длилась: генерал-предатель скромно стоял у двери, не решаясь ни пройти в дома, ни удалиться восвояси. Позор «потери лица» удерживал его на месте.
Но как бы ни был горд собой Риозо, он не мог презирать тайсё– перебежчика настолько, чтобы относиться к нему, как к мебели. Жестом указал напротив себя. Мицухидэ ступил на деревянный пол, подошёл к очагу и сел на мусиро, скрестив ноги. Служанка поставила перед ним низенький столик и чашку, налила саке «господину Риозо», а затем и гостю.
— Я хотел бы приветствовать вас, как равного, — глухо начал Риозо, — ведь ваша слава покорителя эмиси велика и заслужена кровью. И, может статься, так оно будет… после войны.
Риозо отпил ещё саке, помолчал, тщетно ловя ощущения хмельного тепла в жилах, но то, что подарили организму первые глотки опьяняющего пойла, больше не возникало. Мицухидэ пригубил, а затем резко опрокинул в себя чашу, поморщился.
— Я не понимаю, как удержать моих самураев от бунта. Они готовы растерзать меня — даже ёдзимбо.
— Придётся расформировать ваши полки, по частям передать их другим командирам. А вы получите под начало части асигару Оды и Имагавы. Мне хотелось бы видеть вас эффективным союзником… За что сражается Ода, как вы полагаете? Разве нужна Бадафусе личная власть, как вашему другу Ёсисаде?
— Как же иначе?
— Япония гибнет от раздоров даймё. Виновны в этом безвольные, погрязшие в роскоши родичи сёгуна
— Ёсисада Хадзиме слуга истинного императора. — Мицухидэ уловил двойственность положения. — Нинтоку Тода восстановит древнюю гармонию в Ямато.
Обе чашки вновь наполнились саке.
— Не уходи, — задержал Риозо служанку, — присядь. Сюда, ко мне, поближе… — приобняв, тиская женщину, генерал Оды продолжал убеждать гостя.
— За вашим Тодой стоят монахи-заговорщики. Это те, кто не захотел сотрудничать с императором Гонара — их называют ямабуси, горные воины. Им, видите ли, претит властолюбие двора… Да они попросту завистники! В монастырях давно поделились на касты — одни священники допускаются к государственным должностям, а других оттирают. Вот такие и кричат о себе: мы, мол, самые святые!.. Ямабуси подобрали среди монастырских сирот каких-то безродных талантливых детей, воспитали в них веру в собственные права на престол страны, обучили и вооружили. А теперь эти выскочки рвутся к власти! И вы один из них. Вам нравится?
Сидеть и слушать такие откровения для Мицухидэ было непривычно. Хмель бродил в его голове, согревал сердце и жёг нутро. Генерал-предатель молча вспоминал раннее детство. Да, он помнил себя в сиротском приюте, больного и слабого. Помнил Хадзиме, с которым было весело озорничать и нестрашно сносить наказания от наставника Сендэя. У Хадзиме была маленькая сестрёнка — он ею командовал, пока девочку не присмотрел Кендзо и не забрал в своё додзё. Вспомнил и Мотоёри, который теперь советник императора — этот всегда был хитрецом и жадиной, но Сендэй любил его за явные способности. Тоду Мицухидэ припомнить не смог.
— Я должен обуздать разговоры! Сам! — просветлённо воскликнул Мицухидэ. — И я сделаю так! Сегодня же построю полки и расскажу воинам о Ёсисаде и Сендэе всё, что помню. Мои самураи пойдут за мною и остановят одураченных этими злодеями товарищей.
— Вот и хорошо, — одобрительно кивнул Риозо, пьяно шаря под кимоно у служанки.
Глава 5
Кендзо нашёл братьев Зотайдо за изучением карты города Нагоя. Оба мастера, придавив коленями пергамент, сосредоточенно водили пальцами по линиям, исчертившим шершавую жёлтую поверхность выделанной кожи.
— Это святилище Ацута на вид незамысловато, но охраняется лучше любого замка, — бурчал под нос Лао. — Там сохэев гарнизон и наёмные самураи. В хранилище где-то должен быть и подземный ход, но откуда он ведёт — неясно. Вот в этих значках ты что-нибудь понимаешь, Хийована?
— Без местных вряд ли получится отыскать, — согласился Шуинсай. — Здравствуйте, Кендзо-сама! Очень кстати!
Даже не крякнув, старик присел на корточки рядом с ползущими по карте мастерами, ткнул посохом в одну из линий и провёл по ней до тёмного крестика почти под ладошкой у Шуинсая.