Последний реанорец. Том XII
Шрифт:
Концентрация тёмно-алой стихии оказалась запредельной. У нормальных людей от палёного смрада плоти вперемешку с кровью тотчас возникали бы рвотные позывы, но за их смертью я наблюдал с широко раскрытыми глазами и равнодушием.
Обугливающаяся плоть, треск сгорающих костей и зловоние человеческого нутра. Крики их прекратились секунд через тридцать, превратившись в едва уловимые стоны, а еще с десяток мгновений спустя за столом сидели лишь дымящийся и смердящие облезлые скелеты. Все трое так и застыли в положении сидя, лишь их обуглившиеся черепа были повёрнуты в разные стороны, а рты раскрыты в немом крике.
Три мертвеца и четверо живых за единым
А затем опрокинув мумию Дивеева на пол, я вновь присел за стол к перепуганным от жуткой картины князьям.
– Значит ты, Неклюдов, захотел богатств моего рода?
– поинтересовался я, дрожащими от ярости пальцами касаясь собственного лба.
– А ты, Травин, возжелал отобрать мою дочь Лизу?
– Ваше… Ваше преблагородие… - зашептал панически Неклюдов, быстро сползая со своего кресла и становясь передо мной на колени.
– Бес… бес попутал… Если бы… если бы я знал, что всё это время вы были живы… то я бы ни в жизнь… Позвольте… позвольте я прямо сейчас пойду к императору?..
– Хватит, Гриша. Лучше оглянись по сторонам, - прошептал смертельно бледный Травин, отводя взор от обугленных трупов и переводя его на меня, а затем на подкашивающихся ногах начал медленно подниматься.
– Вспомни, чем прославился этот безумный выродок. Он нас не пощадит. Могу лишь сказать, что я не жалею о своих поступках. Всё было на благо моего рода. Здесь каждый старался добиться своей цели… Ты сам во всём виноват, Кровавый Лаза…
– Сплошной трёп и оправдания, - выдохнул опустошенно я, прикрывая веки.
– Устал я от этого…
Вихревая гильотина…
Тихий свистящий звук техники заглушил все слова Травина и прервался тот в самом конце своей речи. В следующий миг тело его покачнулось и начало заваливаться навзничь, однако еще в падении голова его откатилась прочь, а обезглавленный труп превратился в кровавые ошмётки, которые разлетелись во все стороны и забрызгав своими остатками всю округу.
– Нет… Нет!.. НЕТ!!!
– завопил перепугано Неклюдов, вскакивая на ноги и со стремительной скорости рванул в сторону выхода.
– Я ТАК НЕ ПОГИ…
Сноп игл кровавой молнии Реанора…
Туша убегающего князя, невольно застопорилась от нескольких смертельных ранений и под натиском техники её отшвырнуло в противоположную стену, прямиком через стол.
Вначале одна игла, после вторая, затем пятая, десятая, двадцатая. За пяток мгновений тело превратилось в кровавое решето, что было пришпилено во множестве мест. Голова Неклюдова некоторое время всё еще удерживала некое равновесие, в глазах у того читалось неверие вкупе с ужасом, а затем дёрнувшись последний раз, тот так и повис на стихийных иглах, пока кровь обильными струями стекала по стенке вниз, создавая очередную пугающую картину.
Шестеро князей отправились на тот свет и осталось лишь двое.
– Не знаю из какой дыры ты выполз и где набрался такой храбрости, но твой поганый сын, как и ты сам вместе с Осокиным и Травиным совершили самый страшный грех, - продолжил шептать я, глядя в глаза бледному Васильчикову, губы которого то и дело подрагивали после каждого моего слова, а затем я перевел взор на своего папашу и указал кивком головы на кровавые ошмётки.
– Вы вздумали наложить руки на самое ценное. Мне плевать на власть и влияние. Мне плевать на богатство. Мне даже плевать на мою жизнь. Для меня главное, чтобы они были живы и находились безопасности. Но вы вздумали прикоснутся к моим девочкам
– После того, как вы сдохните, я не только прикончу всю ту шваль, что помогала разрушить вам мою семью, я превращу в ад, а затем обращу в пыль ваши рода. Я поступлю с ними так, как вы хотели поступить с моим родом.
– Князь… князь Лазарев… - вдруг зашептал Васильчиков, гулко сглатывая и судя по его глазам, тот отбросил какие-либо силы для борьбы.
– Я каюсь… я виноват… но род… Нет…
Ритм угасания…
Вот только закончить свою речь он не успел, потому как в следующую секунду моя рука коснулась макушки его головы и хватило одного мысленного посыла, чтобы призвать громовое копьё, которое образовалось прямо в теле у жертвы. Тот даже не успел вскрикнуть и лишь тихо простонал, а затем мгновенно оказался пришпилен к потолку тайной комнаты, создавая своим трупом очередную ужасающую картину. Кровь князя быстро скапливалась на древке стихийного орудия, часть её шипела, пенилась и закипала, вторая же половина медленно стекала вниз прямиком на совещательный стол.
– Что касательно тебя, папаша, - отозвался тихо я, глядя в глаза Осокину, который всё еще находился под действием пут.
– Я тебя уже предупреждал, чтобы ты ко мне не совался. Я даже спустил на тормоза все твои тёмные делишки и наказал лишь твою сучью жену. Но ты не принял во внимание моих доводов, не принял во внимание моей доброты. Поэтому в том, что случиться дальше теперь вини самого себя.
Напоследок тот успел смерить меня ненавистным и холодным взглядом, между делом что-то попытавшись сказать, но все его слова превратились в сдавленное пыхтение, а затем я как ни в чем не бывало попросту прошел мимо него, неторопливо направляясь в сторону выхода.
Воздушные потоки Реанора… Эфир ветра… Дыхание духа шторма…
Буйный шквалистый ветер начал со стремительной скоростью смыкаться на подёргивающейся и беснующейся туше князя.
– Прощай, Осокин, - бросил я ему, не оборачиваясь и касаясь пальцами дверной ручки.
– Собаке собачья смерть.
Слух лишь успел уловить очередное сдавление пыхтение, которое моментально преобразилось в сдавленные крики, а затем в мерзкие чавкающие рассекающие звуки, но мне уже не нужно было оборачиваться назад, чтобы лицезреть ужасающую и тошнотворную картину казни, потому как с пяток секунд спустя, всё прекратилось, ведь от бывшего главы рода Осокиных теперь не останется даже тела. Лишь куски раздробленной плоти и кровь.
– Надеюсь, в следующей жизни вы будете умнее… – шепнул я одними губами на реанорском, подбирая с пола записывающий артефакт и прикрывая за собой двери.
– Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…
***
Руслана и Герман уже взялись за поставленный перед ним фронт работ, а к моему уходу вся усадьба уже завершила торжественные празднества и полностью затихла, забывшись целебным сном. За пределами же резиденции Дивеевых я был уже минут десять спустя и остановившись в каком-то неизвестном месте первого кольца я не нашел ничего умнее, как попросту осесть на обочине дороги и опершись спиной на фонарный столб, прикрыл веки и полностью развеял все барьеры.