Последний рейс
Шрифт:
Он достал блокнот и включил свет над самолетным столиком.
Следовало закончить последнюю докладную записку начальству.
Спустя две недели после суда, когда Хаустов прилетел во Владивосток, он угодил на похороны Юры Солоницына – путь останков через Японию оказался тоже достаточно долгим.
Тело лежало в клубе моряков в шикарном гробу. Сквозь прозрачную крышку видно было совсем живое и спокойное лицо Юры. За тысячу долларов канадцы все сделали в самом лучшем виде. Юра был в свежей рубашке и в тужурке с капитанскими нашивками. Даже цветы в гробу выглядели совсем свежими – они тоже прилетели из Канады в обработанном
Претензий со стороны валютного отдела пароходства в адрес Хаустова не поступило.
У Николая Гавриловича я плавал старшим помощником на т/х «Пионер Выборга» в 1974 году на Континент и в Англию.
У капитана хранились в огромном ящике все документы по аварии в проливе Актив Пасс. Я хотел написать о столкновении и поведении наших моряков на суде. Но… значительная часть документов была на английском языке. Я просил Николая Гавриловича перевести, но он на хорошем русском посоветовал мне идти подальше и там – вдалеке – учить английский язык. Сам он в свободные часы отрабатывал перед зеркалом артикуляцию испанского.
В нашу последнюю встречу, незадолго до смерти, Николай Гаврилович сказал мне то, что не раз я слышал от него за долгие годы нашего знакомства:
– Да, тогда на суде победа была полной… Но знаете, Виктор Викторович, снятся мне и новорожденный, и девушка шестнадцатилетняя, и паром этот чертов, расплющенные автомобили, бензин потоком… Почему мы не заполыхали? А ты знаешь, что у меня в первом трюме было? И сейчас страшно вслух сказать. В Японии вручили сертификат на химикалии в первом номере – взрыв при соединении с морской водой. А воткнулись-то носом! Я же каждую секунду жду, что о воде в первом трюме доложат. И не решить никак: «Говорить?! Не говорить?! Говорить?! Не говорить?!» На пароме такая паника начнется – пятьсот пассажиров! Они и так ждут, когда бензин полыхнет или судно перевернется…
Свой последний рейс капитан Хаустов совершил за год до внезапной кончины от инсульта 13 августа 1997 года.
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС
Вместо предисловия
Последний раз я был в Арктике четырнадцать лет назад. Тогда же и была задумана книга об этом воистину последнем для меня рейсе 1986 года – в 1987 году я из пароходства уволился.
Рейс тогда выпал тяжелый: мы попали в аренду в Тикси и работали челночные рейсы между Колымой и Чукоткой.
Впервые за всю мою морскую жизнь план перевозок на трассе СМП в тот год оказался не выполнен. Фон – нарастающая неразбериха; антиалкогольная кампания – потому солдаты-пограничники пьют ваксу; начало безвластия в стране: партия в шоке от свалившейся на ее светлую голову перестройки, зато ведомства правят бал, а мы между всего этого крутимся. Прибавьте еще, что крутимся среди льдов. И в мозгах наших полная неразбериха.
31 августа погиб «Нахимов». Потом сгорел «Комсомолец Киргизии». В октябре в Атлантике после взрыва ракеты и пожара затонула подводная лодка К-219. Погибло четыре человека…
Книгу эту я так и не написал. И дело тут не только в том, что я не могу больше плавать. А знать-то в жизни ничего, кроме мокрого и соленого, толком не знаю…
Читатель всегда ждет от новой книги света для души, жизнеутверждения,
Последнее обстоятельство и подвигло меня сегодня сесть за письменный стол и просмотреть дневники последнего рейса. Дневников, записок, документов за эти годы накопилось порядочно. И я решил, что потрачу остаток жизни, чтобы обработать свои часто неразборчивые записи. И после этого окончательно уйду с морей.
Мой читатель должен быть готов к тому, что эти заметки существуют как бы в трех измерениях – первые главы написаны четырнадцать лет назад, дневник последнего рейса печатается полностью, без всяких правок, а мои дальнейшие размышления и воспоминания идут параллельно с дневниковыми записями.
Здесь якорь залогом удачи минутной...
Начальнику Балтийского морского пароходства т. Харченко В. И.
капитана дальнего плавания
Конецкого В. В.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу назначить меня дублером капитана на любое из судов БМП, которые последуют в нынешнюю навигацию в Арктику. Желательно на самый восточный из портов захода.
В навигации 1975, 1979, 1982, 1984, 1985 гг. я работал на тх/тх «Ломоносово», «Северолес», «Индига», «Лигово» в рейсах на Певек, Хатангу, Зеленый Мыс.
КДП Конецкий В. В.
21.07.1986 г.
Балтийское морское пароходство находится в суперсовременном здании, где много простора, света, широкие коридоры, лифты и в каждом лифтовом вестибюле висят огромные шикарные часы. Все часы, правда, стоят. Стоят часы и в том вестибюле, где находится кабинет Виктора Ивановича Харченко, к которому я и направлялся.
Вообще-то есть поговорка, что счастливые часов не наблюдают. Так вот, вспомните, пожалуйста, когда вы видели идущими уличные часы, часы в сберкассах, часы в почтовых отделениях или даже в таком точном заведении, как наше Балтийское морское пароходство? От Владивостока до Калининграда и от Кушки до полярной станции на мысе Челюскина наши общественные, государственные часы стоят. Добрый миллиард электрических, механических, но обязательно настенных, здоровенных – килограммов по десять каждые, из дорогих металлов…
Что из этого следует? Что все наше общество – 280 советских миллионов – счастливо.
Я тоже оказался счастливчиком, ибо начальник был на месте, да еще в хорошем настроении, в один секунд все мои проблемы усек, нашел на пульте какие-то кнопки, пробасил: «Кадры Конецкого оформить на „Кингисепп“!» И я выкатился от него уже через минуту, получив еще и на бумажке соответствующую резолюцию. Победа!
Но все-таки жалкие мелочи существования портили настроение.
Например, на улице было жарко, давил шею новенький галстук, давили шикарные сапожки на высоком каблуке. Сапожки на высоком каблуке я – мужчина небольшого роста – натягиваю в сложные моменты жизни в целях преодоления комплекса неполноценности.