Последний романтик
Шрифт:
По берегам пруда росли кусты вербейника и венериного башмачка. Кувшинки с листьями размером с ладонь и торчащими, словно колышки, цветами. Тут был и низкий берег, заросший травой, идеально подходящий, чтобы сидеть на нем, и небольшой пляж, покрытый серым песком и галькой. Вокруг никого не было, но я заметила следы пребывания людей – маленький перевернутый кораблик, валяющийся в траве, смятая банка от колы, несколько оранжевых окурков, на одном из которых виднелся след помады. Это было самое прекрасное место, которое я видела.
– Джо, – спросила я, – мы можем зайти туда?
Джо не ответил, а
Моя нога потеряла опору на скользком дне. Моя голова плавно и тихо скользнула вниз. В моем мозгу не было страха, лишь изумление – холодом, густой тишиной, подводным светом – зеленым и мерцающим золотым – и красотой водорослей, которые, подобно снежинкам, проплывали передо мной в воде. Я взмахнула руками, и водоросли закружились, безумный хоровод зеленых частиц, потревоженных всплеском. На расстоянии я разглядела выпученные глаза и длинные острые усы большого сома.
Я хотела остаться тут. Здесь было прекрасно и удивительно, совсем не так, как в сером доме и нашей новой жизни. Там было только странно, жестко и грязно. Под водой в пруду я впервые ощутила любопытство.
И тут сильные руки Джо схватили меня за плечи и выдернули из золотого удивительного мира. Я сделала вдох, и в меня ворвалась холодная вода. Мне показалось, что я проглотила плотвичку, целую стаю плотвы, и их острые серебряные тельца врезаются во внутреннее пространство моего носа и груди.
– Фиона! – кричал Джо.
Я кашляла и отплевывалась, пока Джо тащил меня по траве. Я полежала на берегу, тяжело дыша, а потом меня вырвало – одним спасительным, опустошающим рывком.
У Джо на лице был ужас.
– Фи, ты как, ничего? Прости меня. Я такой дурак. Идиот. Нони же никогда не учила тебя плавать, правда? – И он утер лоб рукой.
– Я нормально. – Мой голос прозвучал хриплым карканьем. Я прокашлялась и повторила: – Джо, я нормально. – Мне было странно успокаивать Джо, который так часто успокаивал меня. Боль в груди усилилась от расстроенного вида брата. – Джо, ты спас меня, – сказала я.
Джо к тому времени заметно вырос. Всего за один сезон он перерос всех в своей команде Малой лиги. У него были огромные руки и ноги тоже, плечи, пока мальчишеские и костлявые, стали широкими, а талия узкой. Возвышаясь надо мной, он напоминал воздушный змей, с которого стекали струи воды из пруда. Он оглядел меня своими темно-голубыми глазами, откинул назад прядь волос, и на его лице появилось выражение некоторого облегчения.
– Спас тебя? – переспросил Джо. – Ну да, наверное. – И он улыбнулся.
Тем же летом Джо научил меня плавать. Каждый день мы, взяв полотенца, купальники и бутерброды, уходили на пруд. Мы начали не спеша, Джо поддерживал меня
– Теперь по-собачьи, – велел Джо, и я поняла, что он гордится мной.
Училась я медленно. Физические упражнения давались мне нелегко, я вечно отставала, жалуясь то на подвернувшуюся лодыжку, то что я задыхаюсь.
Одним из чудес нашего пруда было то, что тут, в воде, моя физическая сущность как будто исчезала. Это было дивное ощущение. Запрокинув голову и лежа на поверхности воды, я чувствовала, как мои уши наполняются холодным шипением, и я становлюсь невесомой. Я вспомню это ощущение двадцать лет спустя, когда наконец сброшу вес, с самого детства обвивавший мое тело, будто спящий питон. Необремененный – это слово я потом буду использовать в своих стихах, описывая это ощущение. И еще: Беспривязный. Вольный. Обширный. Свободный. Но впервые я испытала все это там, в пруду, в воде, рядом с Джо.
Рене вскоре что-то заподозрила. «Куда это вы ходите? – спросила она однажды утром. Подойдя к Джо, она понюхала его волосы. – Ты пахнешь рыбой».
Рене и Кэролайн в основном проводили время дома, сидя под вентилятором, где было прохладнее. Они заплетали друг другу косы, делали миски, бусы и маски из папье-маше, оборачивая намазанными клеем полосками газеты различные предметы, которые хотели скопировать. Когда им это надоедало, они смотрели по телевизору детские передачи, а иногда программу, где человек рисовал пейзажи, говоря таким тихим голосом, что это вводило в оцепенение. Они не узнали там ровно ничего о рисовании, только то, что можно провести целый день в состоянии дремы, полусна-полубодрствования, но в конце почувствовать себя беспокойным и нервным, совершенно вымотанным от жары и скуки.
Рене снова принюхалась к волосам Джо.
– Возьмите туда с собой, – попросила она.
Мы с Джо провели сестер по дороге, вниз по склону холма, вдоль берега ручья через лес, пока не дошли до пруда. День был ужасно жарким, и сам вид темной воды остужал, а журчащий шум действовал на всех нас успокаивающе. Клены и тонкие березы склонялись к пруду. Течение было слабым и почти невидимым. Вода переливалась через запруду и падала, как серебристая занавесь, пропущенная сквозь валки для отжима.
Рене присвистнула и сказала:
– Потрясающе.
И я немедленно пожалела, что мы привели сюда сестер. Это было наше с Джо место, а их вторжение все изменило. Кэролайн в бикини расстилала свое полотенце под лучами солнца. Рене начала патрулировать берег в поисках лягушек. Я вчера видела одну здоровенную лягушку-быка, которая кричала так, что казалось, будто в колодец бросают камни, но ничего не сказала Рене. Пусть поищет.
– Фи, пошли учиться плавать, – позвал меня Джо.
Я нахмурилась, но он приподнял брови, и выражение его лица означало: «Это место все еще наше. Мы можем поделиться с ними, это не изменит того, что мы здесь нашли».