Последний романтик

Чапмен Джанет

Саб-Роуз не был больше музеем, он стал жилым домом.

Рейчел сидела на качелях и пила вино из бокала, наблюдая за тем, как тени удлинялись с заходом солнца и в Саб-Роуз один за другим зажигались огни. Она ожидала, что Микки опять навестит ее, но вместо волка к крыльцу подкатил пикап. Из него вылез Люк и проковылял к качелям.

Он молча сел возле нее, осторожно толкая качели здоровой ногой и тоже глядя на Саб-Роуз. С террасы доносился громкий панк-рок.

Люк хохотнул.

— Пятеро подростков, —

сказал он, укоризненно покачивая головой. — Вы их видели?

Рейчел кивнула:

— Да, на следующий день после их приезда. Я подошла, представилась и показала им комнату с пультом управления домом. С тех пор я два-три раза возвращалась туда, когда в Саб-Роуз происходило что-нибудь, что до смерти их пугало.

— Например?

Рейчел взглянула на Люка и улыбнулась:

— Например, когда огромный стеклянный купол в фойе внезапно начал вращаться.

— Он крутится?

— Он приспосабливается к временам года. И накануне летнего солнцестояния поворачивается таким образом, чтобы лучи восходящего солнца упали в одну особую призму и осветили капендарь, встроенный в мраморный пол. Люк, что такое Чаша Добродетели?

Он испытующе взглянул на нее.

— Считается, что из этой чашки Сократ выпил яд, чтобы исполнить свой смертный приговор, — сказал он. — Его приговорили к смерти за поклонение новым божествам.

— Это было более двух тысяч лет назад.

Люк кивнул:

— Точнее, в 399 г. до н.э. Уиллоу рассказала тебе что-нибудь о Рауле Вегасе? Предстанет ли он сначала перед судом за убийство ваших родителей, Тэда и Мэри?

— Да, ведь убийства предшествовали воровству. А как Микаэла?

Он помолчал и наконец произнес:

— Если хотите знать правду, она несчастна.

— Несчастна? Почему?

— Ей трудно адаптироваться к жизни в доме. Она говорит, что он слишком большой. И ей не нравится, что кровать ночью не раскачивается, как на нашей шхуне.

— Ей там было хорошо.

— Но вы заметили, что она бегала только по пляжу? Она ни разу не качалась на качелях, — сказал он, кивая на висевшие на дубе качели. — А лес за домом, который мы снимаем, пугает ее. Ей кажется, что из него выйдут медведи и съедят ее. Она не выходит из дома, если с ней нет Микки или кого-нибудь из нас.

— Ей нужно подружиться с другими детьми, — предположила Рейчел.

Люк покачал головой:

— Она боится детей. Когда Ки повел ее записываться в школу, девочка ухватилась за его ногу и не хотела идти. Она ведь ни разу не была в обществе сверстников. — Он пожал плечами. — Мы никогда не знакомили ее ни с кем. Она всегда была только в компании взрослых мужчин.

— В таком случае тебе надо приводить ее в библиотеку, когда там детям читают сказки. Ты можешь оставаться с ней, и она привыкнет находиться среди детей. Иначе первый

день в школе закончится истерикой.

— Я говорил с Ки, но он отмахивается. Боюсь, что первый день в школе окажется труднее для него, чем для Микаэлы. — Он с упреком посмотрел на нее. — Когда вы прекратите эти глупости? — спросил он.

— Какие глупости? — притворилась удивленной Рейчел.

Люк укоризненно покачал головой:

— Ведь это уже даже не упрямство, не так ли? Это гордость. Ки слишком горд, чтобы прийти к тебе, а ты слишком горда, чтобы прийти к нему.

— Я не обманывала его, — отрезала она.

— Ки считает иначе.

— В таком случае это его проблема.

Люк снова покачал головой:

— Самая большая проблема теперь у Памелы. Памела. Памела. Почему это имя казалось ей таким знакомым?

— Кто такая Памела? — спросила она.

— Мать Микаэлы, — тихо ответил Люк. — Она вчера приехала сюда.

— Приехала? — выдохнула Рейчел. — Зачем?

Взгляд Люка сделался жестким.

— За деньгами. Зачем же еше?

— Она за пять лет истратила полтора миллиона долларов?

Люк кивнул:

— Похоже, что так. И теперь требует еще. Рейчел молча смотрела на него.

— Ей нужен еще один миллион, — уточнил он. — Иначе она по суду отнимет у Ки Микаэлу.

— На каком основании? Она ведь продала ее. Она не может просто так забрать ее обратно.

— У нее есть адвокат, который утверждает, что пять лет назад она была не в своем уме. Гормоны и все такое, — сказал он, махнув рукой, — вызвали у нее помутнение рассудка.

Рейчел встала, сжав руки в кулаки:

— Ки не должен платить ей.

— У него нет выбора. Он не может рисковать передавать дело в суд.

— А что будет, если через пять лет Памела опять потребует денег? Он не может все время платить ей. Он и так в долгу.

— Мы соберем деньги, — прошептал Люк, глядя на океан, а потом опять на нее. — Ки выставил «Шесть и одна» на продажу. И на этот раз он получит опеку, санкционированную судом. Так что это больше не повторится.

— Это несправедливо, — возмутилась она.

— Мы не потеряем Микаэлу, — твердо сказал Люк, вставая и опираясь на палку. — И мы сделаем все, чтобы не доводить дело до суда. Это было бы слишком тяжело для Микаэлы.

— Ки продает «Шесть и одна»? — выдохнула Рейчел.

— Этих денег не хватит, но они помогут. Джейсон, Питер и Мэтт надеются заработать еще сто тысяч, если все будет хорошо.

— Какая у них работа?

— Одна компания хочет вернуть деньги, растраченные ее служащими, живущими на Каймановых островах. На этот раз обойдется без стрельбы, — поспешил он заверить Рейчел, увидев неподдельный ужас на ее лице. — Эти расхитители — тихие маленькие книжные черви.