Последний рыцарь Тулузы
Шрифт:
Отчего-то так получилось, что буквально с первого дня эта девочка начала вызывать во мне любопытство и сочувствие, так, словно я должен был заступаться за нее – такую неопытную, запутавшуюся в политических сетях пташку.
Пухленькая, если не сказать толстая, я сразу же заметил, что, сидя за ломящимся от изысканных яств свадебным столом, она в буквальном смысле слова умирала от голода. Во всяком случае, было видно, как она жадно оглядывает стол, не смея прикоснуться к лежащим перед ней роскошным кускам оленины. Ее маленькие пальчики терзали лежащий перед нею хлеб, из которого она незаметно
Я подозвал прислуживавшего мне оруженосца и, показав на невесту господина, попросил принести ей с другого конца стола рыбное блюдо, а также подвинуть поближе вареную кукурузу, которая недавно была завезена в Тулузу и пользовалась любовью наших дам, а также, блюдо с гроздями винограда.
Еще раньше я приметил, что почти половина из свиты Каркассонского сеньора были катарами, и мало кто из сидящих за столом ел мясо.
Увидев, что перед ней действительно рыба, девушка набросилась на нее, стараясь при этом не уронить своей чести и достоинства. Кусок за куском исчезал в ее розовом ротике, так что я невольно засмотрелся на это зрелище. Давно не видел, чтобы дама ела с таким волчьим аппетитом.
Как я узнал многим позже, Беатрис голодала уже двадцать дней, и, продержись она еще неделю, ее мечта исполнилась бы и она, толстая и некрасивая сестра великого Роже-Тайлефера, сбросила бы наконец не идущие ей светские одежды, облачившись в черную, свободную хламиду. Выбросила бы золотые заколки и, увенчав голову одной-единственной диадемой, ушла бы к «добрым людям», которым нет дела до красоты и знатности – они любят тебя такой, какая ты есть.
То есть так думала наивная Беатрис, поверившая в слово всесильного брата, что ежели она, толстая белобрысая корова, сумеет месяц продержаться без мяса и пирогов, он отпустит ее. Удивительно, как женщины падки на мужские обещания.
Когда Беатрис впервые услышала о том, что тулузский граф желает сочетать ее браком со своим старшим сыном, она в слезах пала к ногам брата, умоляя отпустить ее в общину катар в Сен-Жулиан, что аккурат возле Рокекурб. Но Роже только отхлестал ее по щекам и запер в светелке с одной-единственной служанкой, велев готовиться к свадьбе.
Когда же он, спустя два месяца, наконец соизволил посетить затворницу, толстая Беатрис вскочила на стол и, открыв окно, вылезла на самый край, занеся ногу над пропастью.
– Еще шаг, Роже, и я брошусь вниз! Слышишь – твоя сестра погибнет из-за тебя, волк! Душегуб проклятущий!
Не ожидавший такого яростного сопротивления, Роже отступил, обдумывая, чем помочь горю. По большому счету, ему было наплевать, разобьется толстая корова или нет. Но Тулузский желал ее в жены для сына, и только что сам Романе пожаловал в замок в надежде познакомиться с будущей невестой. А значит, жизнь сестры приобретала неслыханную цену, и Беатрис была нужна ему в целости и сохранности.
– Так, значит, ты действительно хочешь уйти к катарам? Это окончательное и бесповоротное решение?
Беатрис кивнула, по ее красным, распухшим щекам текли слезы, белые волосы прилипли к лицу, делая ее еще более безобразной.
– Прости меня, честное слово, я понятия не имел, что все так серьезно. Я думал, что все это девичья дурь. Я был неправ.
Не
– Не приближайся, зверь! Не подходи ко мне!
– Хорошо, хорошо, пышечка, – Роже вынужденно улыбнулся, – только все-таки я тебе не верю. Ты, которая так любит выряжаться, готова сменить шелка и бархат на черное катарское рубище?
– Да, да... – Беатрис рыдала, утирая кулаком слезы.
– Ты, которая никогда не ходила пешком, а всегда ездила в карете с каркассонским гербом, будешь ходить босой?
– Буду... – выла Беатрис.
– Впрочем, это все ерунда. Но ты хочешь, чтобы я поверил, будто бы ты готова отказаться от великолепной свинины, баранины, от оленины и заячьих почек? От гусиной печенки, от мяса лебедя, от уток, кур, гусей и перепелок? Не смеши меня. Чтобы толстушка Беатрис сумела продержаться без еды хотя бы подготовительный месяц – я не говорю уже о целой жизни, полной лишений и неустанных молитв?!
– Я сумею, Господь укрепит мои силы, он не оставит меня. Он поможет противостоять тебе! – Говоря это, виконтесса чуть было действительно не вылетела из окна, в последний момент чудным образом удержавши равновесие.
– Послушай меня, сестра. Я не ожидал, что твое решение уйти в общину столь сильно. Признаться, я отпустил бы тебя прямо сейчас, но вот ведь дилемма – если я отпущу тебя, а ты провалишь испытание, тебя не примут ни в Сен-Жулиан, ни в какую другую общину. А значит, ты вернешься домой, но будет ли ждать тебя наш сосед Раймон Пятый, который подыскивает жену своему овдовевшему сыну? Скорее всего, нет. Такой товар, как наследник тулузского престола, на дороге не валяется. А значит, ты потеряешь и общину, и жениха. – Он почесал бороду. – Сделаем так. Сейчас тебя вымоют, приоденут и украсят твои любимые служанки. Потом ты сойдешь в трапезный зал и предстанешь перед женихом, дабы он мог лицезреть твою неземную красоту. Если он согласится, мы заключим договор.
После, когда Раймон уедет в свою Тулузу, ты сможешь начать пост. В случае если тебе удастся продержаться положенные тридцать дней – я отпущу тебя к катарам, а Раймону скажу, что ты умерла. Я даже сделаю гроб и похороню его с почестями в нашем родовом склепе. Так и Раймон не сможет обидеться и пойти войной на Каркассон, и ты будешь знать, что никто, никогда уже не станет допекать тебя в твоем монастыре.
Если же ты поддашься своей природе и пост окажется слишком тяжелым для тебя, ты выйдешь замуж за наследника Тулузы, как это и подобает даме из рода Транкавель.
Беатрис согласилась с поставленными условиями, и брат помог ей слезть с окна. В тот же день окно было забито решетками, прислуге же было приказано ставить на стол несчастной Беатрис лишь мясо и хлеб. При этом день и ночь слуги брата следили за каждым движением несчастной узницы. Так что если Беатрис поддавалась искушению и хотя бы прикасалась к запретному блюду, об этом тотчас докладывалось Роже и ей приходилось начинать пост с самого начала.
Несколько раз она начинала голодать и несколько раз срывалась, не дойдя до финала. Время же шло, и к назначенному дню приданое ее было готово.