Последний сантехник
Шрифт:
Лялино творчество не грешит фотографическим сходством. Знаменитую кубическую собаку бабуля до сих пор считает портретом чайника. После трёх спусков с горы Лялино творчество превратилось в глиняный оливье. Спаслись только кувшин и необычный голубой кастет. И тот после авторских пояснений оказался рыбой. Зрителю представлен спинной плавник, остальное тулово в воде. Но плавника достаточно, чтобы вообразить жабры, печальные губы, характер и даже цвет глаз подводной твари. Эту рыбу легко узнать, пользуясь подсказкой «она – не кувшин».
Ещё сохранился крупный осколок тарелки с портретом
Мы не боимся зарасти искусством за шесть лет, оставшихся до выпускного бала. В нашей новой квартире есть чердак, позволяющий хранить даже крупные формы. Сейчас на нём хранюсь я, например. В западных окнах видна гоночная трасса, в восточных – больница. Линия, соединяющая спорт и здоровье, пролегает ровно мимо моего подъезда. С нетерпением жду начала сезона, когда весёлые санитары помчат на носилках дерзких смельчаков, королей бампера и турбонаддува.
Кроме чердака, в квартире полно закоулков и таинственных шкафов. Вещи перемещаются по ним хаотично, никак не угнездятся. Гладильная доска нашлась после покупки новой, а утюг так и сгинул. Зато кот размножился и встречается везде. В коробке для сапог, в кастрюле, в ящике из-под пылесоса. За чем ни пойди, он уже там, с довольной рожей. Кажется, он съел и сапоги, и пылесос.
Раньше тут жил профессор математики. Эргономику помещений он рассчитал через комплексную экспоненту тригонометрических функций. Ничем иным нельзя объяснить бесконечное вращение воды в унитазе с центробежным разбрасыванием тяжёлых фракций вместо привычной ниагарской системы слива. Понимая, что нужны ещё варианты, профессор установил унитаз № 2 ближе к выходу. Этот сливает нормально, но управляется трамвайным рычагом, имеющим со сливом чисто эзотерическую связь. На бачке лаком для ногтей намалёван криптографический чертёж, схема управления. Мы не можем её расшифровать, дёргаем как попало – и многое удаётся.
Главный санузел имеет два хода. Ближайшая дверь всегда закрыта, каких алгоритмов ни применяй. Дёрнув за ручку, нужно бежать в обход, изнутри перезапереть обе двери, чтобы никто не вошёл. После процедур надо обе же открыть, потом снаружи проверить, всё ли правильно. И всё равно ближайшая дверь всегда заперта, с какой стороны ни подойди. Мы бегаем, дёргаем, стены трясутся, кое-где уже трещины пошли. Привычно плюнув на ближайшую дверь, ты бежишь в обход и получаешь полотенцем по морде за несвоевременный врыв. Непонятно.
Квартира вредничает, не привыкла к нам. Печка жжётся, свет не включается, в коридоре дует, в раковине брызжет. То ли дело предыдущий дом, простой и логичный. Дверца холодильника там закрывалась плечом и коленом, потолок протекал точно в тазик, мусорное ведро хранилось на балконе, потому что кот вандал. И если душ вдруг окатывал гостя холодной водой с эффектом массажа, значит, ручки управления не были повёрнуты так, чтобы складывалась буква «ипсилон». Кто не проверил, тот сам виноват и ходит мокрым. Лёгкая,
Ещё здесь завёлся телевизор. Передаёт страшный шторм по всем каналам. Стараемся не включать. Ночью с десятого этажа сосны как волны. И мы будто гребём куда-то на шлюпе сумасшедшего математика. Нам не дано перевоспитать всё это море. Мы можем только махать вёслами и коситься на спинные плавники подводных гадов, похожие на кастеты. Но если доплывём, то и тысячи спасутся. Так дедушка Серафим сказал.
Из дневника молодожёна
Три казачки за обедом могут перепеть взлетающий самолёт. По их мнению, шум есть жизнь. Ветер в степи, кузнечики, жаворонки, человек едет, песню орёт. До горизонта не докричишься, проще жест показать. Но люди всё равно кричат, потому что оптимисты. В южной речи нет информации. Там из слов слагают тосты, враки и хвалебные истории. В этом смысле речь удобней рогов и хвостов. Она не перегружает череп и не цепляется за ветки. Ещё южане поголовно разбираются в арбузах, любят жару и умеют спорить о вещах, в которых не смыслят, на языках, которых не знают. Я и сам такой. С детства деформирован.
А Дашины родственники – северяне, лесные тихони. Всегда прислушиваются – не треснет ли ветка. Они знают, что от шума еда разбегается. А серый волк, наоборот, может прискакать. Голос подают лишь в крайних случаях. На любой вопрос отвечают бровями. Если их обнять, они краснеют и улыбаются, как Моны Лизы.
И те и эти пришли на нашу свадьбу. Слева сели мои гости, справа Дашины. Мои сразу начали праздновать. Разлили, выпили, спели про коня и Галю. Потом начались истории. Например: тётя Люда очень эмоциональна. Споткнулась и ахнула так, что у мужчины на остановке случился сердечный приступ и дети заплакали неподалёку. Тётю Люду нельзя сажать в машине на переднее сиденье. Она хватается за руль. Никто другой не спасёт мир так же эффективно, считает она.
Всего у меня шесть тёть. Дед, Гаврила Степанович, хотел сына. Бабушка, Анна Тимофеевна, не видела связи между полом ребёнка и числом попыток. Но дед однажды поборол корову и отдубасил кулачищем, за непослушание. С тех пор бабушка принципиально с ним не спорила. В свободное от дедушки время она разводила кур, гусей, индюков, коров, поросят и уток. Двор был её ковчегом. Когда мимо бежала дочь Надя, бабушка кричала:
– Саша, Маша, Тая, Таня, тфу, Надежда, причешись!
А ещё были Люда и Люба. Три пережитых войны стоили семи Потопов. В зрелом возрасте бабушка ничего уже не боялась, кроме дедушки.
Смеются мои тёти одинаково громко. Упирают руки в бока и трясутся, всем телом клонясь в самых опасных направлениях. Сразу видно, им смешно. Никаких хихиканий с закрытым ртом. Если тёти плачут, то от любви. При встречах и расставаниях. От боли плакать у нас не принято. Моя кузина после драки с мужем (кузина победила) сама себе зашивала бровь, глядя в зеркало. Напевала при этом «сняла решительно пиджак наброшенный».