Последний секрет
Шрифт:
96
Ариана, для очистки совести, возвращается на обрыв, с которого прыгнула журналистка. Она замечает окровавленную ткань.
Не шевелясь, она смотрит на поверхность воды. Крабы внизу бегут, будто для того, чтобы присоединиться к пиру.
Все, что может быть плохо, – плохо. Что бы я ни делала, я ошибаюсь. Только в кино люди в конце концов выходят из воды.
Средиземное море волнуется, и его рев становится оглушительным. Ариана все еще всматривается в воду, но вдруг все тонет в густом
97
Фрейд ловко плывет по прозрачному водному туннелю. Он помогает себе длинным розовым хвостом, чтобы продвигаться в этом месте, в конечном счете менее трудном, чем он предполагал. Единственное неудобство в том, что он не может пользоваться своими обонятельными рецепторами, – это слегка дезорганизует его.
Но и в воде он не терял цель из виду: восхитительная рукоять, маячащая вдали.
98
Спрятавшись во впадину, защищенную скалами, Лукреция дышит, высунув кончик носа из воды.
В такие моменты, говорит она себе, я хотела бы иметь нос подлиннее, он бы служил перископом.
Ее длинные рыжие волосы, словно водоросли, плавают вокруг. Сквозь воду она различает уходящую Ариану.
Ах ты, я бы тебе показала гороскоп! Хотя выдать себя девушке-Весам… В конечном счете я должна была усомниться.
Пользуясь туманом, который, словно хлопковая скатерть, накрыл поверхность моря, журналистка плывет к острову Сент-Онор.
К счастью, от острова до острова не так уж и далеко. Пьерро был прав.
99
Мышь Фрейд плывет.
100
Наконец она достигает второго из Леринских островов: острова Сент-Онор.
Лукреция выходит на пляж, с нее струями спадает вода – определенно наяда, выходящая из тумана. При падении она оцарапалась об острые скалы, и на ее левом бедре краснеет ссадина.
Поселение возвышается над виноградниками и оливковыми деревьями. Она идет в этом направлении. Внутри она обнаруживает масличный завод, над дверью которого висит зеленый гербовый щит с двумя пальмовыми листьями, окружающими митру епископа в качестве эмблемы. Надпись готическими буквами: «Леринское аббатство. Ликер „Лерина“». Далее:
«ЦИСТЕРЦИАНСКОЕ РЕЛИГИОЗНОЕ БРАТСТВО НЕПОРОЧНОГО ЗАЧАТИЯ».
В этот час здесь пусто, и она без помех добирается до старого монастыря.
Белые стены, высокие пальмы, красная черепица и венчающий это все заостренный шпиль церкви. Еще рано, и пока удивительно тихо. Лукреция решается войти в часовню, где молятся примерно тридцать монахов в белых сутанах, поверх которых надеты черные нагрудники, с тонзурами
Самый старый из них замечает растерянную молодую женщину и прерывает молитву. Тут же поворачиваются все монахи, словно движимые коллективным телепатическим приказанием, и с изумлением глядят на нее.
– Помогите мне. Помогите, – говорит она. – Я должна как можно скорее попасть в каннский порт.
Никакой реакции.
– Я прошу вас о помощи.
Маленького роста монах прикладывает палец ко рту, приказывая ей помолчать.
Несколько братьев окружают Лукрецию и, ни слова не говоря, хватают ее за локти и выводят из часовни. Маленький монах берет плитку и мел и пишет:
«Мы дали обет молчания и целомудрия. Поэтому никакого шума и никаких женщин здесь».
Он подчеркивает каждое слово, затем всю фразу.
– Черт возьми, – говорит она себе, – из-за своих религиозных принципов они не собираются иметь со мной дела!
– Но я в опасности. Разве вы, как и любой человек, не обязаны спасать попавших в беду? Тем более женщин и сирот. Я женщина и к тому же сирота! Вы должны мне помочь.
Сработает ли пятая мотивация?
Маленький монах вытирает плитку и пишет большими буквами:
«Наша обязанность – жить в мире Божьем».
Изнуренная, промокшая Лукреция смотрит на них. Она старательно, словно обращаясь к глухонемым, произносит:
– Тогда вы хуже всех. Вы бросаете меня из страха, что я нарушу ваш мир! Знаете что? – выдает она. – Я добавлю новый пункт в свой список. Поверх восьмого, наркотики, и девятого, личное пристрастие, я поставлю десятый – религия.
Монахи обмениваются вопросительными взглядами.
Они взирают на нее со снисхождением. Монах, держащий плитку, предлагает ей сесть. Он приносит махровое полотенце и протягивает его Лукреции. Она медленно раздевается.
Два монаха взволнованно переглядываются.
Увидев рану на ее бедре, монах приносит повязку, которую, поколебавшись, сам прикладывает к ране. Затем Лукреции предлагают сухую одежду – сутану. Она берет ее.
Маленький монах подносит ей стакан ликера «Лерина». Она опустошает его одним глотком, чтобы восстановить силы, и находит вкус очень приятным.
Монах с улыбкой обращает к ней свой самый успокаивающий взгляд. Он пишет мелом:
«Почему вы здесь, мадемуазель?»
– Я в бегах.
На его лице застывает вымученная улыбка, он пишет:
«Полиция?»
– Нет, люди с противоположного острова!
«Значит, вы пациентка Святой Маргариты?»
– Нет, я журналист «Геттер модерн».
Монах внимательно смотрит в ее большие изумрудные глаза, словно для того, чтобы лучше понять ситуацию.
– Знаю, в это нелегко поверить, – говорит она, – но я расследую дело о враче, выдающемся шахматисте, умершем от любви в объятиях датской топ-модели. Я журналист, и я не сумасшедшая.
Как доказать, что ты не безумен? Это невозможно.