Последний Шаман
Шрифт:
И пока я шёл и мысли свои непростые ворочал, Белый ворон вовсю развлекался.
Взлетев повыше и нарезая широкие круги, он вдалеке заметил вереницу мелких дронов и начал их сбивать. Причём так ловко.
На сколько позволял мой взор, он вроде поднимался в небо, зависал над ними, а после пикировал в выбранную жертву и проходил насквозь. Наверняка дематериализацию включал и при этом что-то в машинках повреждал, так как сразу после они наземь падали.
Мешать и окликать пернатого не стал, пускай зверюга бесится. К тому же сам я не любил особо этих железяк ходячих и летающих,
И когда я до леска тенистого дошёл, Белый уже стайки четыре таким вот образом прикончил. Прилетел гордый, в клюве держа какие-то камушки огранённые, на солнце голубоватым цветом искрящиеся.
— Кхр-кк «Пригодятся»– поведал он мне, сгружая их в котомку под бок Чёрного, но как и для чего именно сгодятся не пояснил, а я и не спрашивал.
Сойдя с тропы, я попробовал отыскать небольшой родник, близ которого по юности бывал, да только хр*н мне. После пятнадцати минут бесплодных поисков, Белый всё-таки сжалился надо мной и указал крылом, куда идти. Но он то птица, ему с верхов видней, а с моих то младых лет лес вон как изменился, кустов понаросло, что мама не горюй. Сквозь них я и пробивался, пока к маленькому ручейку не вышел.
Сбросив поклажу и напившись вдоволь, я попробовал хоть немного умыться, но лишь сильнее сажу и золу по телу размазал. Поэтому ограничился помывкой лица и рук. Эх если бы тот пеньюарчик прикупил, то его намочив, мог бы и обтереться конечно. На человека стал бы похож. Да только всю дорогу пришлось бы слушать подколки Чёрного, а мне моя психика дороже, так что грязным похожу.
Собственно, помяни в голове его чернейшую велико-светлость, она и вылезет. Выбравшись из котомки и отзевавшись всласть, первым, что он выдал было.
— Кар-киар «Пожрать бы что» — и сунув клюв в трусы, он выудил оттуда пищевой брикет.
— Так! Эй, а ну оставь. Нам ещё идти хрен пойми сколько и провизия нужна, — махнул в его сторону рукой, брикет из клюва отбирая. — Сходите лучше вон, по лесу полетайте и чего съестного отыщите. Лес кормит.
— Кеер «Лааадно»
— Кеер «Лааадно»
Согласились птицы и прыснули по сторонам, да и я сам пошёл по своему следу. Потому что, пока родник искал, пару тройку съедобных грибочков таки приметил. Парочка белых мне попалась и семейство рыжиков. Ещё на вешенки повезло нарваться, которые на упавшем древесном стволе шляпки свои распустили. Всех их можно было и в сырую съесть и потому собирал их, на тонкий пруток насаживая.
Когда обратно к роднику вернулся, то был уже богат и предвкушал хоть и не роскошный, но всё же пир, вот только в воздухе учуял запах гари. Причём не той, которая на мне была, а свежей и пойдя на нюх, я вскоре источник определил.
Гирька, мать её за ногу!
Трава под ней уже порядком тлела. И стоило гирьку поднять, как тут же огонёк на месте возлежания забрезжил. Его я скоренько ногой притоптал, не забыв при этом ауру защитную включить, а железяку окаянную до ручейка донёс и плюхнул в воду.
И водица зашипела,
Это было не нормально. Уже более семи часов прошло с того, как пламя унялось и быть горячей гиря ну никак не могла. Наблюдая, как вода продолжает испаряться, едва касаясь металлических боков, я прилетевшим воронам вопрос об этом задал и получил ответ.
А если быть точнее, то предложение.
— Кра-ра-ка-ка «Да ты внимательнее приглядись в неё»– сказал мне Чёрный, выкладывая из клюва перепелиное яйцо.
— Кер-ру-рор-ре «Но только пристально, иначе не увидишь» — продолжил Белый, кладя рядом точно такое-же.
И уж где они перепелиные яйца в начале августа взяли, я в душе не представлял. Скорее всего какая-то поздняя перепёлка по дурости яйца в гнездо отложила, а вороны и разграбили.
Узнавать не стал, а вот достав не остывающую гирю, в поверхность её я всё таки пригляделся. Сперва не получалось заглянуть вовнутрь, но глаза прикрыв я всё же разглядел, о чём они говорили.
Прямиком внутри, нисколько не смущаясь наличию железа вокруг, свернувшись клубочком мирно спал саламандр! Причём тот самый! Его гораздо более крупное, чем у остальных собратьев, тело и мерцающие узоры на спинке мне хорошо запомнились.
— Так вооот, кто гирьку-то мне греет! — с улыбкой ласковой проборматал, любуясь его силуэтом. — Вот жеж тварюшка милейший. Натра*ался и спит.
Вороны хихикнули и подкатили ближе наш скромный завтрак. Но прежде чем его употребить, я вымыл и грибы и гирьку, паром исходящую. И потратив парочку минут на то, чтоб рукояткой её в землю прикопать, я на радость себе и воронам соорудил жаровеньку. Ведь дно то гири плоское.
На ней грибочек за грибочком я прижаривал и ел, и вкусно было, до безумия. А уж когда яички перепелиные припёк, то вовсе хорошечно стало. Пусть маленькие, и пусть желточки воронам ушли, но с двумя пищевыми брикетами наелся я от пуза.
— Ооох же жизнь то хороша. — улёгся я прямо на траву и стебельком травинки зубы свои принялся чистить, которых, к приятному удивлению, во рту прибавилось.
Вот она, сила Источника целебная.
Надо будет потом воронов помучить, как тот живой родник можно сохранить и сумеет ли до него кто-то другой добраться. А то ведь место не простое, ценное. На него то планы у меня имелись и если бы не его временная недоступность, то я бы прямиком к нему пошёл, ибо лишняя сила никогда не помешает.
Но оба ворона от души наевшись, решили вповалочку друг к другу прислониться и покемарить и их я понимал. Летали, прыгали, старались, теперь и отдых нужен. Потом спрошу, благо времени теперь много.
Да и к тому же я сам усталость нарастающую чувствовал. Ведь мало того, что ночь в трансе провёл, так ещё километров двадцать с лишним оттоптал с гирькой на плече. Наверняка статы приподнял, но это выясню потом, когда проснутся помощники мои пернатые.
И как-то мысль за мыслью, образ за образом, а постепенно сморил меня сон дневной там, где и лежал. Последнее, что помню, как от ручья ко мне комарьё потянулось, но в пределах огненной ауры, от тела исходящей, тут же крылья складывали и сгорали.